Шрифт:
Закладка:
Король побарабанил пальцами по деревянному подлокотнику кресла, а затем взял со стола одну из черных папок и протянул Арту.
– Почитай. Эти письма пошли почти сразу после происшествия с Селестой. Ее болезнь дорого обошлась нам. Король Агондарий на пару с дочуркой время зря не терял.
Перед Артаном оказалась пачка официальных документов, в которых союзные страны заявляли, что временно разрывают дипломатические отношения с королевством до прояснения ситуации с подводниками. А по комментариям Ника стало ясно, насколько постыдно все это проворачивается – ни один посол не выступил лично, все документы доставлялись с обычной почтой. А дипломаты покидали посольства чуть ли не под покровом ночи, страшась вызова во дворец.
В ответ Арт разразился нецензурной речью. По его мнению, все это чистой воды подлость и предательство. И не нужны Каргатам такие союзники, что бегут как крысы с тонущего корабля!
– Только мы не тонем. А на грани войны, – холодно ответил Ник. Он допил третью порцию рома и внезапно скривился. Сахарная сладость напитка вмиг опротивела, и он отставил стакан в сторону. – Так что вызывай в столицу Виклоша, проводи ревизию складов, проверяй судоверфи, корабелов, наведайся опять в Секретариат с инвентаризацией, словом – запускай военный протокол.
– Ник, подожди. Ты серьезно говоришь об этом? – тихо переспросил Артан, видя, как лихорадочно блестят глаза друга.
Король казался полностью расслабленным, спокойным, даже безмятежным. Если не знать его. Если не видеть деталей. Не замечать, как быстро наполняются чернотой и сдуваются сосуды под кожей лица. Не обращать внимания на легкую дымку нориуса, растекающуюся вокруг тела повелителя. Только слепец не заметит, что его величество на грани срыва. Что короля от чистой ярости отделяет одно неверное слово.
– Да, морвиус его подери! – рявкнул Никлос, сверкнув глазами. – Знаешь, мой дед был мудрым правителем, и он всегда хотел мира с подводниками и эльфами. Он придумал, как именно это сделать. Реформа должна была показать, что мы поборники мира и закона, но беда в том, что на самом деле это никому не нужно. Подводники голословно обвинили шелки в гибели животных, и весь мир это сожрал. Так почему мы должны прогибаться под них? Ведь русалы уже показали свою беспринципность, когда попытались украсть мою подопечную, между прочим, твою возлюбленную! Так скажи мне, почему нам не стоит показывать нашу силу?
Артан не нашелся, что ответить. От одного упоминания о Селесте у него вскипала кровь и он забывал все доводы рассудка.
Однако он не стал бы маршалом, если бы подчинялся зову крови. Подавив злость, он глубоко вздохнул, чтобы вернуть себе равновесие. Заново раскурил трубку, сделал несколько глотков рома и только после этого заговорил.
– Тогда забудь о реформе. Забудь обо всем, что сделал для серокрылых. Забудь о Северном пути. О новых школах для простолюдинов. О снижении налогов. О развитии сообщения между городами. Помнится, ты собирался открыть новые морские и речные пути в дальних провинциях вплоть до Сатуральских долин? Оставь эту задумку на бумаге. Может, ты забыл, но война – очень дорогое удовольствие. На нее уйдет много денег. А ведь последние годы ты не мелочился, открывая по всему королевству филиалы Академии общих наук. И это мелочь по сравнению с самой реформой. И…
– Хватит! – оборвал его Никлос. Исподлобья глядя на друга, король признавал его правоту, но не мог так же легко успокоиться. И не хотел. Он видел только один выход из ситуации и не намеревался искать компромисс.
– Войны не будет, как только русалы и все остальные поймут, что мы настроены серьезно. Когда увидят, что мы готовимся воевать. Когда вспомнят, кто на самом деле Каргатские короли. Когда увидят, что белокрылая здорова, сильна и на моей стороне. А увидев нашу силу, они отступят.
– А если нет? – тихо спросил Артан.
– Тогда мы сотрем их в порошок.
* * *
Никлос
Давно ушел маршал. И Богарт, заскакивающий с ворохом очередных дел, был отправлен спать. И свет во множестве комнат дворца погас. И медленно спустилась тишина, накрыв тревожный, как улей, город. За окном весенняя ночь, пока еще темная и сырая, переполненная дождями и ветрами, но готовая принять первую огненную майскую грозу, сухую жару июня, полуденный зной и ярость летних бурь.
Ник держит в руках нетронутый стакан с коньяком, глядит в ночную тьму, мыслями витая далеко отсюда. Ему вспоминается одна из ночей, когда он почувствовал чужое присутствие в лесу, когда увидел шарахавшуюся от собственной тени девушку, пробирающуюся к обрыву. Вспомнил, как неуклюже она превратилась в дракона, с каким старанием пыталась быть незаметной и насколько громкой оказалась в итоге.
Сейчас, вглядываясь в темень, король пожелал увидеть ее, хоть и знал, что девушка находится в другой части замка, что частичный паралич еще не сошел, да и красться в потемках ей больше незачем. Ее мать была перехвачена на границе столичного округа и совсем другим маршрутом доставлена в Винцельскую долину в сопровождении управляющего дэра Аскол дэ’Маринье, который должен помочь с хозяйством. Кроме того, он везет распоряжение об отмене налогов с долины Винцель сроком на десять лет.
Мать Селесты весьма благодарная женщина. Осознав расположение короля, она передала с поверенным письмо, в котором подробно рассказала об отношениях мужа с эльфами. И о том, что они делали с дочерью. Так она показала, на чьей стороне.
Но эти новости ничего не меняли. В свете грядущего проблемы с эльфами отходили на задний план. На днях король получил очередное письмо от короля Агондария с требованием отдать Селесту, иначе быть войне.
Потерев нахмуренный лоб, Ник собирался уже ложиться спать, когда услышал шаги за стеной, а после совсем легкий стук в дверь, и на пороге возникла прелестная юная блондинка. В полумраке ее лицо сияло как маска, а приблизившись, преобразилось в заплаканное личико кэрры Кирнан Грацбурской. Она прижимала руки к груди и смотрела на короля с таким отчаянием, что его сердце дрогнуло, и он не стал гнать девицу прочь из мужских покоев.
– Ваше Величество, пожалуйста, – дрожащим голоском попыталась заговорить она, но не смогла продолжить, потому что слезы градом покатились по щекам.
Король подошел к ней, всучил стакан с коньяком и, поддержав голову девушки, вынудил сделать глубокий глоток. Разумеется, она подавилась, раскашлялась с непривычки, лицо покраснело, но поток слез сменили всхлипывания и попытки восстановить дыхание. Приобняв гостью за плечи, он довел Кирнан до углового диванчика, усадил на него, и, повинуясь его жесту, она вновь глотнула
