– Не спрятал тело?

– Убил Опёнкину вместо того, чтобы уговорить молчать. Аргументы закончились, её обвинения были слишком трудными. Из этой ошибки была извлечена польза.

– Это какая же?

– Вензель на льду. Не спрашивайте об этом.

– Слушаюсь. – Бранд чуть не отдал честь. – Прикажете начать осмотр тела, раз личность установлена?

Ванзаров ничего не приказал. Он ждал, когда подъедет Срезовский. Председатель, как всегда, в распахнутом пальто мчался к ним. Затормозил с изяществом фигуриста.

– Господа, опять с утра пораньше вы у нас, – сказал он громко, бодро и весело. – Вы притягиваете неприятности, господин Ванзаров… Здравствуйте, Бранд.

Поручик козырнул.

– Кто нашёл тело до того, как его обнаружил мистер Джером с фотографом и переводчиком? – спросил Ванзаров, экономя вежливость на этом господине.

Срезовский ухмыльнулся:

– Почему решили, что его нашли раньше?

– Потому что Иволгин был отправлен с утра пораньше, а вы остались в павильоне. Вы послали распорядителя в участок. Почему? Потому что он нашёл вот это. – Ванзаров указал на сидевшую «снегурочку».

– Ну не совсем так. – Председатель прокашлялся. – Не в этом дело. А дело в том, что тут всё очевидно.

– Неужели очевидно, господин Срезовский?

– Именно так, господин Ванзаров. Это самоубийство. Несчастная покончила с собой, оставив записку. Печально, что не нашла иного места.

– А где предсмертная записка?

– Вот, извольте. – Срезовский протянул листок бумаги в осьмушку, сложенный пополам.

Ванзаров развернул. Сильно корявыми буквами было написано:

«Жизнь моя пропащая совсем. Не хочу больше жить на этом свете. Простите, люди, меня грешную. Я убила подругу и Ивана Фёдоровича Куртица. В том моя вина. Каюсь, простите все. Ухожу из жизни добровольно. Навеки ваша Таня».

– Убедились, господин Ванзаров? Самоубийство. Прошу убрать труп, у нас состязания скоро.

Бранд помалкивал из последних сил. Ванзаров сложил записку и спрятал за спину:

– Где нашли послание?

– Вот здесь, в сугробе торчало. – Для убедительности Срезовский указал на снег.

– Иволгин принёс?

– Испугался, меня позвал, я мертвецов не боюсь. – Председателя даже передёрнуло. От смелости, наверное.

– Итак, в присутствии помощника пристава Бранда вы подтверждаете, что изъяли записку, лежавшую около тела?

– Конечно, подтверждаю, – последовал торопливый ответ. – Забирайте несчастную, лёд готовить надо.

Ванзаров казался спокоен:

– Господин Срезовский, в прошлый раз я обещал вас арестовать. Теперь для этого есть все основания. Вы сфальсифицировали предсмертную записку. Чернила свежие, размазываются, бумага сухая. Чего не могло быть, если бы ночь лежала в снегу. Фальшивкой выгораживаете убийцу. Значит, вы – соучастник. Поручик, арестовать его, в участок и в камеру. Каток закрыть.

Выполнить такой приказ Бранд не решился. Только сурово поправил шашку.

– Господа… Господа… – повторял Срезовский, растеряв весёлость. – Да что вы, господа… Да как могли подумать… Да разве я… Господин Ванзаров, это же недоразумение… Простите, признаюсь… Хотел как лучше, чтобы вам было проще и с катка было снято это проклятие… Простите, каюсь, совершил глупость из лучших побуждений… Упаси Бог, чтоб кого-то выгораживал… Устал от этой канители… Состязания, а тут труп за трупом… Ужасно… Простите… Ну как глупейшая шутка…

Что было делать? Ванзаров имел основание арестовать Срезовского и посадить в камеру участка. За него немедленно вступятся не пристав, а такие силы, с которыми не совладать. К обеду или раньше Срезовский будет на свободе. Смысла в аресте никакого.

– Я готов закрыть глаза на ваше преступление, – начал Ванзаров так, что даже Бранд малость струсил. – Если сообщите, кто вам назвал имена погибших женщин, которых вы якобы не знали.

Срезовский окончательно сник. В роскошном пальто, с золотой заколкой в галстуке и с перстнем, казался провинившимся мальчишкой.

– Да, да, конечно, – проговорил он, опустив глаза. – Таню знаю ещё… Ещё с убежища мадемуазель Жом… У нас на глазах выросла, стала прислугой… А Симку… Она же столько лет в доме Фёдора Павловича, как не знать… Примите мои извинения, господин Ванзаров… За тот случай… И за эту оплошность.

Бранд обменялся с Ванзаровым понимающим взглядом. Быть может, что-то слышал про выпускниц убежища.

– Записка останется у меня, – сказал Ванзаров, вместо того чтобы принять извинения.

По тропинке бежал Иволгин. Распорядитель запыхался, сбежал по снежному откосу и прикоснулся к шапке в знак приветствия полиции:

– Господин Срезовский, пристав сказал, что поручик Бранд ушёл в сад, вот пусть и занимается телом… Здравствуйте, господин Бранд. Ваши городовые пускать не хотели. Еле прорвался…

Ванзаров согласно кивнул:

– Приказы пристава не обсуждаются.

Хотел Бранд что-то возразить, но покорно приложил ладонь к фуражке.

– Слушаюсь, – сказал он обречённо.

– Господин Иволгин, вы нашли тело?

От такой чести распорядитель отказался: вошёл на каток как обычно, тут прибежали садовые рабочие, рассказали. Он подъехал к острову, убедился, что женщина мёртвая. К счастью, появился господин Срезовский, приказал бежать в участок.

– Погибшую знаете?

– Это горничная из гостиницы Андреева, Татьяна Опёнкина, – ответил Иволгин.

– Как она оказалась на катке?

– Откуда мне знать?

– Калитка была на замке?

– Когда я пришёл, уже открыта. Только флаги успел поднять, и тут началось.

– Господа, можно просить вас о любезности: немного поторопиться с телом, – напомнил о себе провинившийся председатель.

– Приступайте, господин Бранд, – сказал Ванзаров. И, отведя поручика в сторонку, дал чёткие инструкции: что сделать, как сделать, с кем сделать.

У Срезовского он спросил: где сейчас застать господина Куртица?

69

В магазине спортивных принадлежностей на Гороховой было пусто. Приказчики скучали. Американский станок для заточки коньков молчал. Хозяин находился в конторе. Ванзаров вошёл в тесную комнатку. Митя перекидывал костяшки счёт и вписывал в бухгалтерскую книгу, Фёдор Павлович перебирал счета. На вошедшего оба повернули головы. Ванзаров поздоровался.

– А, наконец-то. С чем пришли? – Куртиц отложил линованные бумажки.

– Ваша горничная Татьяна во сколько вчера ушла из дома?

Куртиц досадливо хмыкнул:

– Какая чушь вас интересует… Митя, ты знаешь?

– Нет, отец. После состязаний тут занимался до ночи.

Фёдор Павлович развёл руками:

– А я не следил вовсе. Уж простите…

– Утром за ней посылали в гостиницу?

– Настасья ходила. Андреев сказал ей, что Танька с ночи не появлялась. Запила, подлая девка, или с любовником закрутила. Они на это падкие.

– Татьяна Опёнкина сегодня ночью задушена в Юсуповом саду, – сказал Ванзаров. Было так тесно, что ему приходилось стоять смирно, чтобы ненароком не свернуть конторский шкаф. – И вы не получали угрозы об этом.

Куртиц помолчал.

– Да что же такое, – наконец проговорил он, глядя в чистый пол. – Что за проклятие. Сначала Иван, потом Симка, теперь Танюшка…

– Сначала ком снега с крыши, затем наезд пролётки и шутихи, полетевшие в вас, – напомнил Ванзаров.

От него отмахнулись, как от надоедливой мухи:

– Пустое… Случайность.

– Ещё внезапный