Ночь прошла без сна.

Татьяна Опёнкина и мадам Дефанс не появились. Разбуженный Андреев, потирая глаза, не смог сказать ничего внятного, куда делась его горничная и как посмела прогулять ночное дежурство. Отсутствие мадам он объяснил, что «дело-то, само собой разумеется, не впервой», намекая на особенности её трудов. Андрееву было приказано: при появлении одной или обеих женщин препроводить в чулан без окон, там запереть, невзирая на крики, слёзы и угрозы. Затем срочно послать за чиновником сыска. Найти, где бы он ни находился.

Причина таких строгостей хозяину гостиницы была решительно неясна. Он подумал, что Ванзаров не выспался и теперь срывает дурное настроение. А причина имелась основательная. Опёнкина и Дефанс должны были подтвердить выводы, на которые Ванзаров набрёл, прогуливаясь по мыслительным дебрям. Андрееву казалось, что господин полицейский задремал в кресле. Так ошибались многие, не зная привычки Ванзарова погрузиться в странное оцепенение, похожее на сон с открытыми глазами или гипноз. В отрешении его мозг работал с утроенной силой, вырабатывая идеи, которые развивала логика. Он уходил в собственное сознание, которое разворачивало перед мыслительным взором картины произошедшего, показывая скрытые пружины, крючки и связочки, незаметные в обычных размышлениях. Уходя в мыслительные дебри, Ванзаров находил такие решения, которые невозможно найти, почёсывая затылок или поглядывая в потолок. Чем занимался чиновник сыска, составляя бумаги.

В эту ночь, прогуливаясь в мыслительных дебрях, он заметил тропинку, совсем неприметную, маленькую, узкую, странную. Пройдясь по ней, Ванзаров обнаружил, что незаметная тропинка ведёт ко многим ответам. Все странности находят такое простое и понятное объяснение, что заметить почти невозможно. Становится понятным, почему Иван Куртиц погиб, хотя в его смерти нет смысла или выгоды ни для кого. Как и где он получил смертельную дозу яда, зачем у него появились сигары и банка ванильного сахара, кто вызвал его на телефонный разговор в Москве. Почему Симка была убита накануне его смерти. Почему Фёдору Павловичу поступали угрозы неизвестно откуда, а он увёз Ивана в Москву. Причина появления в столице мадам Гостомысловой с дочерью находила простейшее объяснение. И падение подноса из рук Татьяны Опёнкиной. Даже невидимое «Братство льда» занимало своё место. Всё, что случилось за последние дни, обретало ясный практический смысл. Оставались мелочи, как ключ Симки и третий ключ от сада.

Происходит совсем не то, что кажется господину Куртицу, поручику Бранду и даже Лебедеву. Не говоря уже о господине Шереметьевском. Все эти милые господа не имели привычки гулять по мыслительным дебрям, а потому были слепы. Не видели того, что происходит у них перед носом. Выводы были настолько просты, что им не хватало только фактов. Ванзаров знал, что спросить у Опёнкиной и подтвердить у Дефанс. Только спрашивать было не у кого.

Поднявшись по лестнице и открыв замок, Ванзаров вошёл в своё жилище.

Квартира пропахла, как трактир перед закрытием. Источник запахов возлежал на любимом ванзаровском диване, не раздевшись, свесив голову, и храпел, как человек, потрудившийся на славу. Его следовало спихнуть с дивана, чтобы утром он проснулся на ковре. Ванзаров справился с соблазном, снял сюртук и удавку галстука-регата, расстегнул верхние пуговицы сорочки. И тут могучий организм потребовал отдаться сну. Немедленно. Иначе он за себя не ручается. Ванзарову хватило сил выпить кружку ледяной воды, после чего он упал на застланную кровать и провалился в глухую, бескрайнюю пустоту без сновидений.

А Тухлю всю ночь мучили кошмары. Ему снилось невесть что, в частности, за ним гналась Монморанси размером со слона, клацая пастью и крича человеческим голосом: «Я те покажу, кто тут крыса!» Приподнявшись с дивана, Тухля услышал странный шум, будто паровоз пыхтел. Сквозь мутность глаз различил друга, который издавал мощный посвист. Тухля не посмел его будить.

На часах было восемь. Он не мог вспомнить, как оказался дома и чем закончился прошлый вечер. Последствия могли быть неописуемы. Думать об этом не захотелось, чтобы не погрузиться в кипящий котёл стыда. Тухля вытащил из шкафа последнюю чистую сорочку Ванзарова, нацепил его галстук и на цыпочках вышел, тихо притворив дверь. Давать пояснение с утра пораньше было выше его сил.

Бодрой трусцой добежав до гостиницы «Франция», Тухля обрёл свежесть головы, но память не вернулась. Он постучал в номер, назвав себя, мистер Джером разрешил войти. Выглядел англичанин печально, как любой европеец, который попробовал десяток сортов русской водки. Глядя на хозяина, Монморанси тихонько скулила, но помочь не могла. Облизать лицо хозяин не позволил.

– Мистер Тухофф, – сказал писатель, задумчиво потирая лоб. – Вы помните, что было вчера?

– Не вполне уверен, мистер Джером, – ответил Тухля.

– Мне кажется, Монморанси бегала по стойке бара между бутылок, мы заставили её показать навык обходить препятствия.

– Нечто такое происходило, мистер Джером.

Монморанси наградила Тухлю взглядом собачьей ненависти. Не могла она сказать человечьим языком, кто придумал так издеваться над собакой.

– А ещё, мистер Тухофф, кажется, мы устроили охоту на крыс в ресторане. Монморанси искала крыс… Нет, позвольте, кажется, она изображала крысу, а мы на неё охотились. О нет… Монморанси, милая моя, прости…

Собачье сердце отходчивей человечьего. Монморанси прыгнула на руки и принялась яростно облизывать лицо хозяина. Джером терпел.

– Недурно провели вечер, мистер Тухофф.

– Недурно, – сказал Тухля, сгорая без дыма и пламени.

– Я не помню, как оказался в гостинице.

– Не вы один, мистер Джером.

– Хорошо, что этого не видела мадемуазель Жаринцова.

– Нам крупно повезло.

– Изумительно. – Писатель с некоторым усилием оттащил Монморанси от лица. – В Англии мы бы проснулись в полицейском участке. А в России нас заботливо отправили домой. Какая удивительная страна. Кажется, полисмен помогал мне залезть в пролётку.

– В России принято заботиться о гостях, – ответил Тухля.

– О да… Но сейчас нам нужно великое русское средство: razzol.

– Полностью согласен, мистер Джером. Официанты уже наготове.

Обмениваясь ошмётками воспоминаний, джентльмены спустились в ресторан и подкрепили здоровье. Придя в себя, то есть снова став джентльменом, Джером заявил, что обязан отплатить мистеру Куртицу за его гостеприимство, оставив на память свою фотографию на катке. Тухля вспомнил, что поблизости находится фотографический салон. После чего они немедленно отправились по адресу Большая Морская улица, 24.

Хозяин салона, господин Будевиц, увидев посетителя с собачкой и упитанным спутником, не поверил собственным глазам: сам великий юморист, о котором писали газеты, посетил его салон. Наговорив комплиментов, Будевиц согласился немедленно отправиться в Юсупов сад, где сделает наилучший снимок. Оказалось, что он вроде личного фотографа семейства Куртица: снимал его после венчания, потом с детишками. Был удостоен чести получить гостевой билет на