– Вот об этом и говорю! Вы – циничный бык, идущий напролом, чтобы добиться цели. При этом с моральными принципами. Как такое возможно? – Погорельский вскинул руки на манер колдуна, творящего заклинание.

– Вы доктор, вам видней.

– О, силы природы и вселенной! Нет, это феноменально! Откуда у вас кровь на воротнике?

– Порезался коньками для бега на скорость.

– Ну это просто феноменально!

Надо сказать, что Мессель Викентьевич вовсе не волновался. Он был увлекающейся натурой. Характер его оказался наполнен нервностью, вспыльчивостью и восторженностью. Что считалось милым недостатком знаменитости. Доктор Погорельский действительно был знаменит. В узком кружке столичных спиритов, которые собирались вокруг журнала «Ребус». Немного иную славу он заслужил во врачебных кругах. Классические доктора не одобряли его научных интересов, а именно: исследование животного магнетизма и эманации особой энергии «force vitae» – силы жизни, исходящей из человека невидимыми лучами, которые можно сфотографировать особым образом. Мессель Викентьевич издал несколько научных брошюр по этим интригующим темам, получив восторженные рецензии в «Ребусе» и осуждение врачей. Что не мешало ему лечить гипнозом пациентов, которым врачи не помогали. Он принимал в своём кабинете на Литейном проспекте.

К чиновнику сыска Погорельский относился с особым чувством, в котором смешались восхищение, робость и возмущение, да так, что не разобрать. Не так давно силы природы или злой рок свели его с Ванзаровым. После чего Мессель Викентьевич долго не мог прийти в себя, не по своей воле оказавшись замешанным в убийстве и прочих неприятностях [55].

Когда сегодня Ванзаров появился у него в кабинете и вежливо попросил об услуге, на Погорельского нахлынули незабытые переживания, которые требовали дать решительный отказ. Но любопытство учёного нашёптывало: «Надо помочь, Мессель, ведь, имея дело с Ванзаровым, никогда не знаешь, чем кончится». Разрываясь между такими разными чувствами, доктор ещё не дал окончательного согласия.

– Так я могу рассчитывать на вашу помощь, Мессель Викентьевич?

Погорельский обхватил себя руками, как сумасшедший, которого связали смирительной рубашкой.

– Зачем, зачем, зачем вам это надо?

– Позвольте вопрос: зачем вы лечите пациентов?

– Я доктор, мой святой долг бороться с психическим недугом.

– А мой святой долг бороться с недугом зла. Поможете?

Тирада, готовая сорваться с языка, была остановлена звонком дверного колокольчика. Погорельский побежал открывать. Вернулся он в сопровождении мадам Гостомысловой и Надежды Ивановны. Елизавета Петровна с неприязнью осматривала приёмный кабинет, будто желая найти повод устроить скандал. Комната имела благопристойный вид, как у любого доктора частной практики. Надежда Ивановна казалась сосредоточенной, Ванзарова удостоила кратким взглядом, когда он представил «выдающегося доктора и главного эксперта в России по гипнозу».

В глазах Месселя Викентьевича мелькнуло негодование вперемешку с восторгом, он тоже был падок на лесть. Дамам было предложено садиться.

Елизавета Петровна присела на край кресла, готовясь уйти при малейшем подозрении: внешность доктора вызывала опасения. С первого взгляда он часто казался сумасшедшим учёным с торчащей шевелюрой и растрёпанной бородой. Ошибочное мнение исчезало быстро.

– Гипнозом занимаетесь, мысли угадываете, фокусы показываете?

Погорельский гордо тряхнул шевелюрой:

– Мадам, гипноз не фокус, а сугубо научный метод исцеления психики реципиента гипнотистом при помощи бесконтактных методик психосоматического воздействия. А фокусы показывают шарлатаны-гипнотизёры в цирке.

Не столько смысл, сколько энергия, излучаемая доктором, убедила. Гостомыслова не поняла половину из того, что ей наговорили, но прониклась доверием. Быть может, Мессель Викентьевич незаметно загипнотизировал её. Она удобнее устроилась в кресле, согласившись остаться.

– Могу рассчитывать на вашу помощь… доктор? – Последнее слово было произнесено с некоторым усилием.

– Наука гипноза целиком и полностью к вашим услугам, мадам!

Погорельский отвесил такой яростный поклон, что коснулся рукой ковра.

– Рада слышать. Дело в том, что…

Запнувшись, Елизавета Петровна отправила взгляд, взывавший о помощи. Ванзаров всегда был готов помочь дамам. Он кратко, как будто Мессель Викентьевич этого ещё не слышал, описал случай с вручением коньков воспитанницам убежища для девочек и странное поведение Надежды Ивановны.

Нервозность играла доктором. Он пригладил непослушные волосы.

– Анамнез ясен: требуется найти глубоко забытые воспоминания. Мадемуазель, прошу пройти в комнату для сеанса. – Погорельский выбросил руку в сторону двери, за которой находилась крохотная комната без окон, оклеенная серыми обоями. Из мебели в ней имелось два венских стула. Больше ничего. Если не считать бра, светившее тусклым электрическим светом.

Получив от матери молчаливое разрешение, Надежда Ивановна вошла в комнату. Елизавета Петровна встала, чтобы следовать за ней, но была остановлена решительными взмахами доктора.

– Прошу остаться, мадам! При сеансе гипноза присутствие посторонних недопустимо!

– Я мать, а не посторонняя.

– А я – доктор, а не мужчина. Если вас беспокоит, что ваша дочь останется со мной наедине! – заявил Мессель Викентьевич излишне прямо.

– Господина Погорельского рекомендовал я, – сказал Ванзаров. – Я несу полную ответственность. Доверьтесь доктору.

Поборов сомнения, Елизавета Петровна вернулась на кресло. Доктор отошёл в дальнюю часть кабинета, где находился стеклянный медицинский шкаф, и вернулся с мензуркой, наполненной мутной жидкостью.

– Прошу вас, мадам, выпить.

– Что это? – спросила она, не желая принимать неизвестную гадость.

– Всего лишь успокоительная микстура. Вы слишком взволнованы, а у матери с дочерью очень сильная ментальная связь. Гипноз будет неудачным.

– Что не сделаешь ради дочери. На вашу ответственность, господин Ванзаров.

Приняв мензурку, Гостомыслова опрокинула ее на манер гвардейского офицера, но промокнула краешки губ пальчиком.

– Какая гадость ваша микстура, доктор. Начинайте же, – приказала она и откинулась на спинку кресла.

Погорельский учтиво поклонился, зашёл в комнату сеансов, неплотно притворив за собой дверь.

В кабинете было тихо. Тикал напольный маятник. Ванзаров хранил молчание. Молчала и мадам Гостомыслова. Вскоре веки её стали слипаться, голова запрокинулась, она захрапела. Ванзаров подкрался и помахал ладонью перед её носом. Генеральша спала глубоким сном. Снотворное подействовало.

На цыпочках Ванзаров приблизился к двери. Подслушивать, конечно, некрасиво, но иногда необходимо. Разобрать доносившиеся звуки было трудно. Надежда Ивановна бормотала что-то невнятное, всхлипывала и стонала. И вдруг всё кончилось. Ванзаров поспешил отойти на пристойное расстояние.

Вышел Погорельский без пиджака и галстука, ворот сорочки расстегнут, рукава закатаны. Выглядел уставшим, серьёзным и опустошённым. Будто истощил энергию.

– Что с ней? – тихо спросил Ванзаров.

– Спит. Набирается сил. Сеанс был непростой.

– Какой результат?

Мессель Викентьевич глянул так, будто Ванзаров сморозил глупость:

– Результат, спрашиваете? А позвольте вас спросить: насколько знаете эту семью?

– Мадам – вдова уважаемого генерала, её покойный муж служил в гвардии, после ранения переведён в Москву, занимался рекрутским набором. Почтенная богатая семья, Надежда – единственный ребёнок, одна из лучших невест Москвы.

Лицо доктора хранило мрачность.

– В таком случае вынужден сообщить: Надежда пережила в детстве тяжелейшее потрясение. Погрузившись в прошлое, став маленькой девочкой,