напоминала напуганного мальчика, который залез на крышу, слезть не может и сидит, поджав колени. Приняв невозмутимый вид, Тухля уселся рядышком, чтобы было не так страшно. Погонщик жестами указал перебраться на другую сторону. Тухля обошёл сани, сел и подумал, что погорячился.

– Отлично, мистер Джером. Прогулка будет приятной.

– Вы полагаете, мистер Тухофф?

– Да, я полагаю.

Самоед устроился на дощечке, издал гортанные звуки и шлёпнул хлыстом оленей.

– Мистер Джером, держи… – …успел сказать Тухля. Дальнейшее он помнил смутно.

Зато Монморанси не забыть самый страшный день собачьей жизни. Вопли погонщика. Хруст льда. Ледяной ветер, бьющий в нос и уши. Храп оленей. Что-то каменное и большое, пролетевшее мимо. Это была Петропавловская крепость. Жуткий толчок, когда вместе с хозяином её подбросило и Монморанси решила, что пришёл конец. Это сани перескочили через рельсы электрического трамвайчика, что по зимнему льду бегал через Неву. Снова бег. Поворот, когда они с хозяином чуть не опрокинулись на лёд. И снова ветер, топот копыт, вой погонщика.

И вдруг всё кончилось. Монморанси открыла глаза и поняла, что мир на месте, олени сопят, сани не двигаются. Погонщик что-то весело лопотал, а Монморанси думала об одном: «Дикая страна. Дикие нравы. Ни лапой сюда больше».

Джентльмены приходили в себя после приятной поездки. Тухля пришёл в себя не целиком, капелька осталась на льду, когда он, вцепившись в шкуру, мысленно прощался с женой, своей мечтой и Ванзаровым. Ещё он подумал, что некоторые мечты должны оставаться туманно недоступными. Так спокойней. Что подумал Джером, определённо сказать трудно: джентльмен умеет прятать мысли. Встав на негнущихся ногах, он прижал к груди Монморанси:

– Вы были правы, мистер Тухофф.

Тухля кое-как принял вертикальное положение. Беспечный ездок на оленьей упряжке не может позориться перед иностранцем, доползая до гранита набережной на карачках. Чего ему хотелось.

– Запомню это поездку навсегда. Самое незабываемое приключение моей жизни. Никто не поверит, что такое возможно.

– Я вам говорил, мистер Джером, – отвечал Тухля, собирая себя по кусочкам и уже чувствуя ледяные столбы ног.

– Отлично, мистер Тухофф. По счастливой случайности мы остались живы, значит, надо завершить важное дело.

– Какое дело, мистер Джером?

– Вчера мы успели продегустировать около дюжины сортов водки в «Медведе».

– Совершенно верно, мистер Джером.

– Меня беспокоит судьба оставшихся сортов. А вас?

В своей бурной жизни Тухля отвечал и не на такие вопросы.

– Чрезвычайно беспокоит, мистер Джером.

– Будет невежливо не познакомиться с ними.

– Поведение, недостойное джентльмена.

– Что о нас подумает бармен?

– Он подумает, что мы струсили.

– Но ведь это не так. Нельзя назвать трусами людей, катавшихся на оленях.

– Совершенно верно, нельзя.

– Тогда не будем терять время.

– Не будем, мистер Джером.

Опустившись на диванчик пролётки, которая дожидалась наверху гранитного спуска, Тухля ощутил труднообъяснимое блаженство. Да, господа, надёжность и спокойствие – вот что порой нужно для счастья. Не только истинному римлянину или джентльмену.

– Знаете, мистер Тухофф, понимаешь, как прекрасна жизнь, лишь после того, как чуть не потерял её.

– Гав! – поддержала Монморанси. Недаром говорят, что собака – это душа человека на четырёх лапах с хвостом.

Тухля был согласен глубоко и окончательно. Он приказал извозчику везти к «Медведю». Пролётка тронулась, повернула к Дворцовому мосту через Неву и тихонько покатила. После оленей езда по снежным ухабам казалась вершиной удобства и надёжности. Вот оно какое, удовольствие зимнего катания.

61

Нарезать круги в этом месте казалось странной причудой. Однако конькобежец в вязаной шапочке, вязаном свитере с цифрой 15 на спине кружил вокруг островка. Не спеша, чуть отталкиваясь ото льда, прогулочным голландским шагом. Голова его, как стрелка компаса, поворачивалась к берегам островка, он старательно рассматривал снежные откосы. Увлёкся, не замечая, что происходит рядом.

– Что потеряли, господин Картозин?

Конькобежец споткнулся. Ноги предприняли попытку удрать, но мозг не позволил. Картозин дёрнулся, будто кто-то невидимый толкнул в спину, и развернулся к господину, который пренебрёг правилами, выйдя на лёд без коньков.

– Убегать – глупый способ общения с сыскной полицией, – сказал Ванзаров. – Порыву не поддались. Отсюда вывод: вы человек разумный, вам известно, кто я и почему оказался на вашем катке. Господин Протасов наверняка предупредил.

Выставив левую ногу вперёд и опираясь правой на конёк, Картозин принял картинную позу, заведя руки за спину. Как принято у воспитанных людей и арестантов под конвоем.

– Что вам угодно?

Сложился мгновенный портрет: моложавый, не старше двадцати пяти лет, чуть ниже среднего роста, поджарый, спортивный, хорошо развита мускулатура, идеально завитые усики, прекрасное здоровье, слабовольный, поддаётся чужому влиянию, избалованный сынок богатых родителей, бездельник, не женат.

– Вопрос слышали, повторять нет нужды. Мы не в гимназии.

Самому себе Картозин казался внушительным, но глаза бегали.

– Я потерял, – сказал он и замолчал, стараясь придумать ответ. – Потерял одну вещь.

– Когда?

– Сегодня… Часа два назад… Катался и обронил.

– Два часа назад были состязания по фигурному катанию. Конькобежцев на скорость на лёд не пускали. Что потеряли?

– Перчатку.

– Они у вас на руках.

Вынув руки из-за спины, Картозин убедился: перчатки на месте.

– Потерял… Портсигар… Да, портсигар.

– Карманов в вашем костюме нет, положить портсигар некуда. Вы не курите. Судя по вашим усам, – сказал Ванзаров, чуть тронув ус воронёного отлива. – Придумайте что-нибудь ещё. Не торопитесь.

Картозин потряс головой, будто стаканом, в котором мешают игральные кубики. Голова была пуста. В присутствии этого господина не мог выдумать ничего. А ведь мастер рассказывать байки. Всем известно.

– Да что вам угодно? – дрогнувшим голосом заявил он.

– Мне угодно услышать правду.

– Какую ещё правду? Что за глупость…

Ванзаров ждал, чтоб волнение разгорелось. Его молчание раздувало страх в душе конькобежца. Слабую волю сломить несложно: не отводить тяжёлый ванзаровский взгляд. Нервный человек сам выдумает страхи. Сам испугается. И сломается. Как учит психологика.

В самом деле, не прошло полминуты тягостного молчания, как Картозин сменил гордую позу, стал переминать руки и отворачиваться.

– Не понимаю, что вам надо, – проговорил он.

– Я помогу. Ищете на островке следы церемонии принятия в «Братство льда». Полагаю, вчера вечером вас приняли в рыцари. Хотите проверить, что вам не приснилось, а случилось в самом деле. Свеча во льду, шёлковая повязка на глаза, укол льдиной в щёку. От неё осталась крохотная точка. Теперь вам предстоит пройти три ступени. Первое задание уже получили?

Губы пытались что-то произнести, но слова застряли в горле. Картозин не мог произнести ни звука. Так глубоко потрясение.

– Откуда вы… – смог он выдавить.

– За вами не следил. Вчера вечером, как нарочно, оказался далеко от Юсупова сада, – ответил Ванзаров. – У вас есть выбор, господин Картозин: с кем хотите иметь дело. Со мной. Или…

– Или? –