Мадам отвернула голову, рассматривая гостиную.

– Мне неизвестно, – сухо ответила она.

– Другой вопрос: отчего мадемуазель Жом, начальница убежища для девочек, проявила такой интерес к вашей дочери?

– Не имею понятия, – ответила Елизавета Петровна. – Старая грымза. Выжила из ума.

– Почему мадам Дефанс с таким интересом рассматривала Надежду Ивановну?

– Знать не хочу, что на уме этой грязной девки! – Бешенство вскипало, как взрыв гранаты: мгновенно.

– Почему горничная выронила поднос, как только зашла в номер?

Елизавета Петровна сдерживалась из последних сил:

– Вот её и спросите.

– Если сложить эти факты в логическую цепочку, – продолжил Ванзаров, будто не замечая кипения дамы, – становится ясна причина вашего побега в Москву. Все эти странности переполнили чашу вашего терпения. Вы решились на самый неразумный поступок: сбежать от неприятностей. Неприятности имеют свойство разрастаться, если их избегать.

Мадам вскочила, прошлась по центру комнаты и вернулась к дивану. Не села. Возвышалась над чиновником сыска. Ему пришлось встать.

– Не учите меня жизни, господин Ванзаров.

– В мыслях не было, – ответил он, стараясь держать голову прямо, не замечая рези. – Моё единственное желание: помочь вам. Мне надо знать причину.

– Причину чего? – вскрикнула она.

– Причину вашего приезда в Петербург.

– Вам она известна: господин Куртиц пригласил, будь он неладен.

– Это не причина, – ответил Ванзаров.

Гостомыслова пыталась разбудить в себе гнев, огонь не разгорался:

– Смеете обвинить меня во лжи? Меня, вдову генерала?

– В мыслях не было. Вы скрываете, что заставило вас внезапно вернуться в ненавистный вам Петербург спустя семнадцать лет. Купец Андрианов дал за вами не слишком большое приданое. Значит, гвардейский полковник Гостомыслов испытывал к вам искренние чувства. Они прошли испытание драмой, случившейся с вами и вашим мужем на манёврах. Столько лет не возвращались в столицу. И вдруг приехали. Чтобы дочь покаталась на катке Юсупова сада? Добровольно поселились в гостинице, где номера сдают бланкеткам? Невозможно поверить.

Елизавета Петровна глянула, будто проверяя: случайность или знает? Ответил взгляд, не суливший ничего хорошего. Женщина, каким бы сильным характером ни обладала, все же женщина. Борется до предела душевных сил. У каждой свой. Мадам Гостомыслова была женщиной редкой силы. Но и ей не одолеть стальной характер с усами воронёного отлива. Силы кончились. Она покачнулась и села в подушки дивана.

– Вас шантажируют?

– С чего взяли? – пробормотала она.

– Логический вывод, – ответил Ванзаров, садясь на свой уголок дивана. – Номер был заказан для вас, на столе лежали пригласительные билеты на каток. Почему? Потому что вам приказали прибыть в Петербург. В конкретную гостиницу. Я знаю, чем вас шантажируют, Елизавета Петровна.

– Неужели, господин Ванзаров? Вы ясновидец?

– Всего лишь чиновник сыскной полиции. Шантажируют вас Надеждой Ивановной.

Страх в глазах сильной женщины вызывает жалость. У настоящего джентльмена. Ванзаров испытывал мучения, среди которых ссадина под пластырем притихла.

– Вы не можете этого знать!

– Вы женщина редкой силы воли, вдова генерала, – начал Ванзаров. – У вас свой дом, состояние, нет долгов, пол-Москвы сваталось к вашей дочери. Вы не играете в карты, ваш муж служил честно. Чем можно взять богатую вдову, у которой дочь на выданье? Только угрозой Надежде Ивановне.

Ванзаров заметил, что промахнулся. Логика била в нужном направлении, но напоследок промазала. Елизавета Петровна ожидала более страшного. Этого не случилось. Она расслабилась и удобнее устроилась на подушках.

– Вы умны, господин Ванзаров, и, кажется, честны. Прошу вас, не лезьте в то, что вас не касается.

– Не могу, – ответил он с прямотой, вызвавшей уважение.

– Почему же?

– Мне поручен розыск по убийству Ивана Куртица. Ваш приезд связан с этим.

– Вы меня обвиняете?

– В мыслях не было. Чтобы помочь вам, мне надо знать, чем вас шантажируют.

Она вздохнула с явным облегчением:

– Не просите, господин Ванзаров. Даже под пыткой ничего не скажу.

– Логика лучше пытки, – сказал Ванзаров и отметил мелькнувшую улыбку на губах дамы. Женщины несерьёзно относятся к логике. Это их губит. Иногда. – Хорошо, извольте. Не будем касаться причины шантажа. Важно другое: шантаж заставил вас приехать с дочерью. Вы получили игральную карту, на которой была написана угроза и подпись «МI»?

Мадам отрицательно покачала головой:

– Не угадали. Обычное письмо на моё имя, прислали с посыльным.

– Уничтожили?

– Как иначе. Чтобы не попалось на глаза Надежде Ивановне.

– Вам приказали прибыть в конкретный день в гостиницу Андреева?

Она молча кивнула.

– Какую сумму потребовали? – продолжил Ванзаров, ожидая, что речь пойдёт о десятках тысяч.

– Никакую, – ответила Елизавета Петровна, будто её стали веселить ошибки чиновника сыска. – Ничего. Ни копейки. Я бы не заплатила.

Ванзаров сделал вид, что логика и тут не подвела. Хотя, по чести сказать, логика несколько растерялась и чесала в затылке. Если у логик имеются затылки.

– За прошедшие дни получили новые сообщения?

– Ничего.

Мадам нравилось, что полицейский теряет уверенность, как дуб листья.

– Почему подозреваете господина Куртица в шантаже?

– А кого же ещё? – в ответ спросила она. – Всё началось с того проклятого дня, когда он увидел Наденьку на катке Зоологического сада.

– Сколько прошло с момента встречи до получения первого письма?

– Дней десять, – не задумавшись, ответила Елизавета Петровна.

– Алексей Куртиц сватался к Надежде Ивановне?

Она усмехнулась:

– Явился после брата Ивана. Запинался, краснел, цитировал Священное Писание о грешниках. Потом у дома торчал. Сумасшедший какой-то…

– Вы были знакомы с Фёдором Павловичем прежде?

– Никогда его не видела. И ещё бы сто лет не видела.

– А двадцать лет назад?

Несмотря на невинность вопроса, умная женщина поняла, о чём её спрашивают:

– Хотите сказать, что я изменяла мужу с этим надутым индюком? Нет, господин Ванзаров, могу повторить: никогда его не видела. Никогда. Общих знакомых нет. Я, знаете, давно с купчишками не общаюсь. Отец мой его не знал.

– Тогда почему решили, что вас шантажирует Куртиц? Что ему от вас надо? В чём его интерес? Обида, что не отдали дочь за одного из его сыновей?

Ответ готов был сорваться с языка. Что-то заставило Елизавету Петровну задуматься. Ванзаров не мешал мыслям женщины плести невидимую паутину.

– Но если… – начала она и снова замолчала ненадолго, – но если это не Куртиц, то тогда… тогда я решительно не понимаю.

Из кармана сюртука появилась фотография, снятая Митей и напечатанная Лебедевым. Без картонки бумага начала сворачиваться, Ванзаров расправил края.

– Вам знакома эта женщина?

Елизавета Петровна глянула, не сощурившись. Здоровье глаз в таком возрасте – несомненное достоинство. Не только для женщины.

– Это расторопная горничная Симка, убиралась у нас.

– Расспрашивала вас?

Мадам фыркнула:

– Вот ещё! О чём мне говорить с горничной? Обычная вежливость, и только.