– Или с тихими господами из Секретного отдела Департамента полиции. Они борются с врагами империи и мечтают познакомиться с рыцарем «Братства льда», чтобы вести с ним долгие беседы в казематах Петропавловской крепости. Что предпочитаете?

– Но если я… Мне тогда… Я же… Как…

– Желаете сказать, что за разглашение тайны Братства вам грозит смерть. От этой неприятности обещаю вас избавить.

– Согласен. – Протянув руку, Картозин не встретил рукопожатия и отдёрнул. – Готов, то есть…

Ванзаров спросил, как он попал в Братство.

История оказалась знакомой: множество слухов, никто ничего не знает, Картозин мечтал попасть, но его не приглашали. Как вдруг вчера нашёл в кармане пальто конверт, а в нём туз пик с кратким текстом: когда, во сколько и куда прибыть. Подписано «М», пересечённой «I». Карту следовало сжечь после прочтения. Что он и сделал. Пришёл ночью в сад, калитка была открыта, на островке в ледяном кубе свеча горит, голос приказал завязать глаза лентой. Голос неизвестен, не похож ни на кого из знакомых. Потом была церемония с вопросами, ответами и клятвой. Задания не получал.

– Господин Ванзаров, что теперь со мной будет?

– Какую мечту хотели исполнить при помощи Братства? – последовал вопрос вместо ответа.

– Выступать на европейских состязаниях и побеждать. На будущей зимней Олимпиаде тоже. О ней уже говорят.

Картозин был искренен, как ребёнок, которому обещана гора конфектов за хорошее поведение. Однако какие обширные, немыслимые возможности у Братства. И как приятно верить в них.

– В субботу утром вы встретились с Иваном Куртицем, – сказал Ванзаров, оставив грустные мысли при себе. – Что хотели от него?

Резкой смены разговора Картозин не ожидал.

– Я хотел? – переспросил он с сомнением. – Почему же я? Это Ваня меня попросил об услуге.

– Что именно?

– Принести банку синеродистого калия. Часам к трём.

– Вас не удивила такая просьба?

Картозин только плечами пожал:

– Что такого? Ваня занимается фотографией, у моего папеньки склады химических реактивов.

– Почему спросил у вас, а не у Протасова?

– Откуда мне знать. – Ответ прозвучал не слишком убедительно.

Зато логика быстро предложила решение. Самое простое.

– Протасов неумело распоряжался тотошником, пока Иван Фёдорович был в Москве, – начал Ванзаров, вытягивая мысленную ниточку. – Доходы упали, Иван был недоволен, Протасов обещал возместить убытки в размере тысячи рублей. У должника просить такую мелочь, как банку синеродистого калия, глупо.

Осведомлённости сыскной полиции Картозин не удивился. Испугался до печёнок.

– В этом не участвую, – поторопился он оправдаться. – То есть в делах Ивана на тотошнике.

– Конечно, участвуете. Выигрываете забег, когда гость делает крупную ставку на другого конькобежца. В прошлом году волжский судовладелец проиграл две тысячи. Его фаворит должен был выиграть, но вдруг упал. Кто подножку поставил?

– Мне об этом неизвестно. Бегаю честно, – ответил Картозин, изучая лёд под коньками.

– Банку с химикатами привезли?

Картозин чуть заметно кивнул:

– Вернулся на каток, а мне говорят: Ваня умер. Не поверил даже.

– С Иваном говорили последним перед тем, как он ушёл в комнату переодеваний?

– Нет, нет. – Картозин отмахнулся. – У павильона встретил его случайно, потом Митя ему пакет с костюмом передал, потом он с Протасовым сердито поговорил, ещё мадам Дефанс к нему подошла… Я самый первый. Господин Ванзаров, отпустите, у меня состязание.

Конькобежец был свободен. Легко разогнавшись, он поехал к павильону, где публика ожидала начала забегов. Навстречу ему промчался Иволгин. Подъехав к Ванзарову, умело затормозил и отдал поклон:

– Прошу простить, Родион Георгиевич.

– За что именно?

Распорядитель улыбнулся обходительно:

– Во-первых, что вынужден был вызвать пристава. Мне искренне жаль. Ничего не мог поделать: господин Срезовский приказал. Я человек подневольный.

– Извинения приняты, – ответил Ванзаров. – За что ещё?

– За то, что обязан просить вас покинуть лёд, начинают забеги. Уже выставляют ограждение для дистанции.

В самом деле, садовые рабочие во главе с Егорычем расставляли на расстоянии трёх метров от берега деревянные подставки на крестовинах, выкрашенные красной краской, в промежутках между которыми свисала верёвка.

– Один вопрос не слишком задержит состязания.

Иволгин перебирал коньками, как лошадь перед стартом:

– Извольте, господин Ванзаров.

– Вчера вечером здесь на островке был проведён ритуал принятия в «Братство льда». Не менее чем в четвёртый раз.

Распорядитель замер. Других эмоций не позволил. Молчал как джентльмен.

– Каток закрывается в десять, к одиннадцати вечера сад пуст, флаги опущены, калитка закрыта, – продолжил Ванзаров. – Так должно быть по правилам. В дни приёма в рыцари калитка оказывается незапертой. Кто Егорычу приказывает отпереть?

– Откуда мне знать, спросите у него.

– Нет нужды. Садовника никто не просит. Это слишком опасно, можно себя выдать. Способ куда проще: есть третий дубликат. Кто мог его сделать? Вы распорядитель, должны знать, что делается у вас на катке.

Иволгин решительно отверг подозрения и даже развёл руками:

– Летом здесь хозяйничает Общество спасения на водах, ключ может оказаться у кого угодно.

– Вы уже получили приглашение в Братство?

– Господин Ванзаров, – распорядитель перешёл на шёпот, – прошу вас… Не следует говорить об этом вслух. Это опасно.

– Намекаете, что Иван Куртиц проболтался и поплатился жизнью?

Иволгин оглянулся и так выразительно сожмурился, чтобы сомнений не осталось: Братство хранит свои тайны надёжно.

– Вы не рыцарь, – продолжил Ванзаров, совсем не испугавшись. – Но мечтаете, как и прочие.

– В моём положении это великий шанс изменить жизнь. Я бы его не упустил и вам бы не доложил, – ответил он.

– Благодарю за честность, господин Иволгин. Кстати, помните забег прошлого сезона? Саратовский гость тогда поставил тысячу на конькобежца, а тот вдруг упал, хотя должен был выиграть.

– Прекрасно помню. Только не тысячу, а две при ставке один к трём.

– Это был господин Котов?

– Это был я, – последовал ответ. – Разбил нос. Должен был выиграть, мечтал о победе. Мечта разбилась о лёд. С тех пор в забегах не участвую. Каждый должен заниматься только тем, что предначертано ему судьбой, и смириться перед великой неизвестной волей мироздания.

– Картозин подножку подставил?

Иволгин покачал головой:

– К сожалению, сам виноват. Плохо вошёл в поворот, не удержал равновесие. Этот господин, что ставку сделал, нашёл меня в раздевалке, всё допытывал, как да что. Искал виновных. А виноват лёд. И только.

– Вы кажетесь образованным человеком. Закончили университет?

– Сирота, с ранних лет вынужден сам пробивать себе дорогу. Служил приказчиком. Благодаря милости господина Куртица получил это место. Люблю книги, много читаю при любой возможности. Господин Ванзаров, нам уже машут… Прошу вас…

Сыскная полиция не станет причиной задержки состязаний. Конькобежцы на старте, нервы напряжены, только и ждут, когда помеха в виде коренастого господина очистит лёд.

По снежной дорожке Ванзаров дошёл до павильона. Треснул выстрел стартового пистолета. На веранде и по берегам болельщики болели за спортсменов,