Шрифт:
Закладка:
Поднявшись на четвёртый этаж, Ванзаров вошёл в номер. Главным достоинством была обширная кровать. Судя по множеству женских мелочей, разбросанных повсюду, и шкафу, полному платьев, из города мадам не сбежала.
Спустившись в холл, Ванзаров уселся в кресло. Андреев предложил чай, кофе, закуски и газеты. Развлечения не понадобились. У Ванзарова была логика. С ней не соскучишься. Томительное ожидание пролетит незаметно.
65
К полуночи поручик Бранд превратился в ледышку. Засада казалась делом бесполезным.
Получив приказание Ванзарова изловить призрака, он решил, что это такое испытание: сделать то, что невозможно. Как изловить, если призрак – плод воображения. Конечно, до него доходили слухи о странном субъекте, пролетающем ночами по Большой Садовой улице. Однако поручик считал их бабьими выдумками или выдумками репортёров, чтобы подогревать интерес читателей. Приказы Бранд привык не обсуждать, а выполнять. Потому выбрал место, мимо которого призрак обязательно пролетит, а именно – угол Большой Садовой и Екатерингофского проспекта.
На посту дежурил городовой Васькин. Услышав поручение, городовой решил, что начальство опять чудит. Однако начальство было трезво как стёклышко и настроено изловить призрака.
– Как же его изловишь, коли оно бесплотно, то есть тела не имеет? – осторожно спросил городовой.
– Не умничай, пожалуйста, – одёрнул Бранд. – Не призрак это, человек в чёрной одежде. Человека всегда поймать можно.
– Как же человек, а летает?
– Он не летает. Так кажется в темноте.
Отвечал поручик не слишком уверенно. Возражать Васькин не стал: призрак так призрак, какая разница, чем дежурство коротать.
– Как думаешь ловчее его поймать?
Городовой задумался основательно:
– Верёвку, может, через улицу натянуть?
– Соображай, прежде чем говорить. Какая верёвка? Где такой длины достать? А если растянем, так первая лошадь зацепится и снесёт.
– Верно, ваш бродь… А если его сетью?
– Ты как себе сеть на улице представляешь?
Васькин согласился: сеть на улице не раскинуть. Садовая – это вам не Нева.
– Может, собакой охотничьей взять?
– Может, сразу капканы поставить? – в огорчении ответил Бранд.
– Это можно. Поблизости кум мой живёт, охотник, у него капканы и на волка, и на лису, и на зайца. И на медведя тоже. Прикажете, так я мигом обернусь.
– Хватит чушь нести. Васькин, слушай приказ: я на той стороне улицы смотрю влево, ты на этой – следишь за движением справа. Засада с двух сторон. Как появится призрак… тьфу ты, бегущий по снегу, сразу даёт сигнал…
– Кто даёт?
– Кто первый его увидит: ты или я.
– Какой сигнал, ваш бродь?
Такой простой заковырки Бранд не ожидал, но нашёлся:
– Кричим «Жги!»
– Так точно: жгём.
– Ты ещё «пожар» закричи! – рассердился поручик на ленивую голову городового. – Повторяю: жги! Громко. Понял? Повтори.
– Так точно, кричу «жги!».
– Или я крикну. Слушай внимательно. Как услышал, сразу бежишь на середину улицы, там схватим. Не уйдёт. Не дремать на посту. Расходимся.
Бранд отправился к решётке Юсупова сада. Это было час назад.
Теперь он не чувствовал ни рук, ни ног, ни ушей. Поручику хотелось дотерпеть до часа ночи и бежать греться. По всем сведениям, призрака позже не замечали.
Позади темнел сад. Бранд спиной ощущал чёрное безмолвие деревьев. Показалось, что ветки корявыми лапами болотной ведьмы пробираются, уже близко, уже рядом. Обернёшься – схватят, утащат в логово, сгинешь без следа. Детские страхи темноты поручик гнал прочь, они утихали и снова копошились под сердцем. Он нарочно оглядывался: сад как сад, ничего особенного. Ночью любые деревья кажутся логовом ведьмы. Тьфу ты, опять в голову чушь лезет. Бранд сердился, но одиночество ночной улицы, в которой виднелся чёрный силуэт городового, нашёптывало колючие страхи.
Ветер шуршал ветвями. Бранду почудилось, будто из глубин чёрного сада прилетел крик, даже не крик, а вздох, похожий на слово. Слово было странным, неправильным, наверняка послышалось, наверняка ночь мутит обманами. Кому в пустом саду кричать «Убийца!». Глупости, конечно.
На всякий случай Бранд заглянул в темноту и даже приставил ладонь козырьком. Ничего не видно, ни движений, ни бликов света. Шум подозрительный не повторился. Без сомнений, почудилось.
Поручик повернулся к улице и заметил, как нечто тёмное стремительно приближается. Это случилось так неожиданно, что Бранд замешкался. А когда пришёл в себя, закричал «жги!». Опередив городового, выбежал к рельсам конки, но тёмное пятно промчалось мимо него.
– Васькин, огонь! – закричал Бранд тоненьким голоском.
Городовой замешкался, не понимая, что от него требуют.
Рванув из кобуры револьвер, Бранд два раза нажал спусковой крючок, целясь наугад. Треснули выстрелы. Пули ушли в темноту.
– Попали, ваш бродь?
От обиды Бранд кусал губы: замёрзнуть, упустить да ещё и промазать. Тройная оплошность. Как доложить Ванзарову о позорном проступке?
– Нет, не попал, – ответил он, пряча револьвер.
– Немудрено. Как попадёшь, коли оно призрак.
– Не болтай глупости, Васькин. Никакой это не призрак.
– Привидение?
– Не призрак, не привидение, не дух. Это человек в чёрном плаще с капюшоном.
В этом Бранд теперь был окончательно уверен, после того как осмотрел снег и разглядел продолговатые следы.
– Надо же… Как же он летает?
На этот счёт у поручика мелькнула мысль. Делиться с городовым не счёл нужным. Доложит Ванзарову, и будь что будет.
Фигура 5
3 февраля 1899 года, среда
Скоба
Рисунок скобы настолько прост, что, глядя на него, трудно понять, почему эта фигура считается сложной. В скобе, чтобы дать возможность коньку повернуться против закривления первой дуги, приходится принимать весьма неудобное и некрасивое предварительное положение путём поворота корпуса против закривления дуги, а для удержания всего тела после поворота в прежней поверхности движения является необходимым во время поворота конька сильно поворачивать корпус в обратную сторону до возможного предела, поэтому во время второй дуги он уже не может более вращаться по закривлению, как того требуют правила движения по кривой, но остаётся более или менее неподвижным, что сильно затрудняет как правильное окончание фигуры, так и исполнение после неё других фигур.
Панин Н. А. Руководство к изучению катания на коньках. СПб., 1898
66
Ванзаров пришёл домой под утро, около шести, когда петербургский обыватель досматривает последний сон,