обезьян, вроде шимпанзе, или от такого мощного, как горилла; поэтому и не можем сказать, стал ли человек больше и сильнее, или, наоборот, меньше, слабее своих прародителей. При этом нужно, однако, иметь в виду, что животное, обладающее большим ростом, силой и дикостью, и способное, подобно горилле, защищаться от всех врагов, едва ли, хотя и это и не есть необходимость, – сделается общественным; это же обстоятельство всего более помешало бы развитию у человека его высших духовных способностей, как, напр., симпатии и любви к ближним. Поэтому для человека было бы бесконечно выгоднее произойти от какой-нибудь сравнительно слабой формы[148].

Если же допустить, что прародители человека были гораздо более беспомощны и беззащитны, чем существующие теперь дикие, то и тогда они не подвергались особенной опасности, в случае если бы жили в каком-нибудь теплом материке или на большом острове[149], вроде Австралии, или Новой Гвинеи, или Борнео (последний остров населен теперь рангами). На пространстве, равняющемся поверхности одного из этих островов, соревнования между племенами было достаточно (!?), чтобы поднять, при благоприятных условиях, человека до его настоящего высокого положения в ряду органических существ, при посредстве начала переживания наиболее приспособленных индивидуумов вместе с унаследованным действием привычки[150].

Едва ли можно сомневаться, что человек произошел от обезьян Старого света, и что с геологической точки зрения он должен быть отнесен к отделу узконосых[151].

Если даже допустить, что человекообразные обезьяны составляют естественную подгруппу, то на основании сходств между ними и человеком, не только по признакам, которые он разделяет со всей узконосой группой, но и по другим, напр., по отсутствию хвоста, седалищных мозолей и по общему виду, мы имеем право предположить, что нашим родоначальником был какой-нибудь древний член человекообразной подгруппы. Мало вероятия, чтобы один член какой-либо из других низших подгрупп мог посредством аналогичных изменений дать начало человекообразному существу, сходному в столь многих отношениях с человекообразными обезьянами. Нет сомнения, что человек пережил громадное количество видоизменений, сравнительно с большинством своих родичей, как видно из значительного развития его мозга и стоячего положения. Тем не менее мы должны помнить, что он представляет лишь одну из нескольких исключительных форм «приматов»[152].

У людей некоторые из худших свойств, проявляющиеся иногда в семьях без всяких понятных причин, представляют, может быть, случаи возврата к дикому состоянию, от которого мы не удалены слишком большим числом поколений. Этот взгляд, по-видимому, лежит в основе английского названия для таких выродков из семьи back scheeps[153].

Причина, почему относительно некоторых признаков, древние расы приближаются к низшим животным чаще, чем новейшие, заключается в том, что последние стоят в длинной родословной линии несколько дальше от своих древних получеловеческих прародителей[154].

Наши древние получеловеческие прародители не убивали детей потому, что инстинкты низших животных никогда не бывают так извращены, чтобы привести их к систематическому уничтожению своего собственного потомства[155]. Тогда не было разумного ограничения браков[156], и оба пола соединялись свободно в раннем возрасте[157].

Человек один остался двуногим; и мы можем, я думаю, отчасти понять, каким образом он дошел до вертикального положения, составляющего одно из наиболее резких отличий его от ближайших родственников. Человек не мог достигнуть своего настоящего преобладающего положения в свете без рук, которые так удивительно приспособлены к действиям, по указанию воли. Сэр Ч. Бель говорит: «Рука заменяет человеку все инструменты, и, при совместном действии с разумом[158], дает ему всемирное господство. Однако руки едва ли бы могли усовершенствоваться настолько, чтобы выделывать оружие, или метать камни и копья верно в цель, пока ими пользовались для передвижений всего веса тела, или пока они специально были приспособлены к лазанию по деревьям»[159].

Если человеку выгодно иметь руки свободными и стоять твердо на ногах, в чем не может быть никакого сомнения, при его выдающихся успехах в жизненной борьбе, то я не вижу причины, почему бы не было выгодно для прародителей человека принимать более вертикальное положение и делаться двуногими[160].

2. О постепенном развитии царства животных, или о генеалогии человека

При попытках проследить генеалогию млекопитающих, а, следовательно, и человека, спускаясь все ниже по ступеням животного царства, мы погружаемся в более и более темные области науки. Каждый последователь теории постепенного развития согласится, что главные пять классов позвоночных, именно млекопитающие, птицы, пресмыкающиеся, земноводные и рыбы – все произошли от одного первоначального типа, так как у всех их много общего, в особенности в зародышевом состоянии. Так как класс рыб представляет самую низшую степень организации и появился раньше других, то мы можем заключить, что все члены позвоночного царства произошли от какого-либо рыбообразного животного, организованного ниже всех во всех найденных до сих пор низких формах рыб[161].

В чрезвычайно отдаленный период времени существовала группа животных. Сходных во многих отношениях, с личинками теперешних асцидий, разделившаяся на две большие ветви, из которых одна понизилась в развитии, и образовала теперешний класс асцидий, другая же поднялась до высшей степени животного царства, дав начало позвоночным[162].

Три скрытых хвостовые позвонка у Macасus inornatus, совершенно соответствуют четырем сросшимся позвонкам человеческой копчиковой кости[163].

Скоро придет время (?), когда всем покажется непостижимым, как натуралисты, знакомые с сравнительной анатомией человека и других млекопитающих. Могли допустить мысль, что каждое животное было произведением отдельного акта творения[164].

Когда в отдаленную эпоху прародители человека находились в переходном состоянии, и изменялись их четвероногих животных в двуногих, наследственные влияния усиленного или ослабленного упражнения различных частей тела много помогали действию естественного подбора[165].

Самые древние родоначальники царства позвоночных, о которых мы можем составить себе хоть не ясное представление, было очевидно морскими животными с личинками живущих теперь асцидий. Из этих животных развилась, по-видимому, группа рыб, организованных так же низко, как ланцетник; из последней же твердочешуйные и другие рыбы, подобные чешуйчатнику. Незначительный шаг вперед приводит нас от этих рыб к земноводным… птицы и пресмыкающиеся были некогда близко соединены между собой, а птицезвери представляют теперь в слабой степени соединительное звено между млекопитающими с пресмыкающимися. Тем не менее никто не может сказать в настоящее время, по какой родословной линии три высшие и родственные класса, именно млекопитающие, птицы и пресмыкающиеся, произошли от того или другого из низших позвоночных классов, т. е. земноводных и рыб. В классе млекопитающих не трудно представить себе степени, ведущие от древних птицезверей: к древним сумчатым, и от этих к древним предкам живородящих млекопитающих. Мы можем подняться