Далее этого простираться, кажется, не может ослепление человеческое!

* * *

Осмеливаюсь сделать заключение.

Система Дарвина есть примечательное, важное явление в истории науки, которой принесет она пользу посредственно и непосредственно: посредственно – вызывая возражения и содействуя укреплению других воззрений; непосредственно – доставляя свои наблюдения и замечания, поступающие в общую сокровищницу.

Дарвин видит в природе постепенность развития. Другие видят на всех произведениях единовременный закон аналогии. Это было известно издавна, и в этом смысле всегда говорилось, что человек есть венец творения, существо совершеннейшее. У Шеллинга и Окена, в так называемой натуральной философии, это понятие развито с отвлеченной точки зрения и подтверждено показаниями естественной истории.

В этом отношении сам Дарвин оказал, может быть, великую услугу науке о природе, подметив и подобрав наибольшее количество этих аналогий.

Окенову систему натуральной философии можно ими много дополнить или иллюстрировать.

Не господствует ли повсюду закон аналогий? Галл узнает способности человеческие, судя по черепу, Лафатер по физиономии, и хиромант по руке. Проф. Антонский, замечу, кстати, любил судить о людях по почерку.

Сюда относятся, может быть, все древние гадания разных родов.

Припоминаются мне стихи Хераскова, подписанные под какой-то картинкой при русском переводе Эккартсгаузеновых важнейших иероглифов для человеческого сердца:

И что по смерти людям сулят небеса,

То видят на земле премудрых очеса.

Не мешает припомнить и о том, о чем не грезится нашей философии, и что заметил недюжинный наблюдатель природы и человека, Шекспир.

* * *

В нашей книжке сообщено несколько событий особого рода: как объяснит их Дарвинова философия?

Если Дарвин пролил много света для изучения природы своими наблюдениями, то нельзя не сознаться, что он для многих сгустил также и тьму над многими важными для человека вопросами.

В утешение можно сказать разве то, что тьма рассеянная возвысит цену света!

А какое отношение имеет эта система с миллионами тысячелетий ко мне, к человеку, к индивидууму? Для меня всего ведь важнее я, даже и по ее торжественному заявлению, что «полнейший эгоизм составляет основной закон жизни для всего органического мира»[140].

Я, говорит человек, хочу быть доволен, покоен, счастлив. Доставляет ли ваша система ему удовольствие, спокойствие, счастье? Указывает ли новые пути к блаженству?

Такие вопросы смешны в отношении к системе Дарвина.

Она имеет значение в истории науки, может содействовать к объяснению явлений, как всякая другая наука: физика, филология, история. Но надо быть таким увлекающимся юношей, как покойный Писарев и ему подобные, чтобы увидеть здесь крайние пределы человеческого ведения, и произнести почти проклятие всем прочим знаниям, заняться мухами и лягушками и пренебречь, например, историческими, нравственными деятелями человечества! Все науки – сестры, и история человеческого рода заслуживает внимание не менее естественной истории. Лягушками заниматься похвально, но беда, если из-за лягушек потеряется способность восхищаться природой, искусством, человеческими достоинствами, и если весь Божий мир сосредоточится для созерцания – в болоте…

* * *

Мы заметили выше, какую печальную картину, даже и не для Стерна, представляет Дарвинова система, которая видит на всем земном шаре только поле сражении, которая для всего органического мира условием жизни считает войну, которая силе предоставляет право[141], и победой оправдывает все средства.

Положим, это относится у нас собственно к царству растений, животных, но вы ведь обобщаете свои замечания, говоря, что в мире человеческом господствуют те же отысканные вами законы борьбы, в чем помогает вам отчасти и Бокль.

Если образ борьбы совершенствуется между животными, скажут шутники, то кольми паче она должна утончаться и облагораживаться между людьми, что, впрочем, происходит и в самом деле. Шулеры и жулики явятся прогрессистами и настоящими деятелями человечества. Отсюда неумолимой логике легко оправдать все преступления требованиями победы и следствиями борьбы за жизнь.

Странно, что наши родные адвокаты не воспользуются до сих пор таким сильным аргументом. Но они уже на пути! А в конце концов недалеко дойти до таких положений, что по последнему слову науки не только собственность есть кража, но что добродетель вообще есть уклонение от общих мировых законов, а порок есть достоинство, что любовь есть безумие, а ненависть и злоба высшее проявление ума или воли!

Это шутки, но и без шуток из системы, подобной системе Дарвиновой, навеки, негодяи, люди злонамеренные, могут выводить следствия, в высшей степени вредные для общества.

* * *

Чтобы пояснить для читателей наши суждения о системе Дарвиновой, и представить ее подлинными словами автора, мы сообщим теперь несколько выписок из его сочинения, относящихся к главным положениям, нами выше разобранным. Читатели увидят, что мы не приписывали Дарвину ни единой мысли, ни единого выражения, без достаточного основания.

1. О состоянии первоначального человека

Древние родоначальники человека были без всякого сомнения покрыты волосами, и оба пола имели бороды; их уши были заострены и неподвижны, а тело снабжено хвостом с принадлежащими к нему мышцами; их конечности и туловище были приводимы в движение многими мышцами, которые появляются лишь случайно у теперешнего человека, но составляют нормальное явление у четвероруких. Главная артерия и нерв плеча проходили через надмыщелковое отверстие. В этот, или еще более ранний период кишки образовывали еще больший слепой мешок, coecum, чем существующий теперь у человека. Нога, судя по форме большого пальца у зародыша, была в это время хватательным орудием; наши предки были, без всякого сомнения, древесными животными, и населяли какую-нибудь теплую лесистую страну. Самцы имели большие клыки, которые служили им грозным оружием[142].

Человек не имеет достаточного права учреждать особый отряд для помещения в нем самого себя[143], но он, быть может, имеет право на место в особом подотряде или семействе[144]. Профессор Гексли в своем последнем сочинении делит приматов на три подотряда, именно, anthrpidae, в котором стоит один человек; simiadae, заключающем обезьян всех видов; и lemuridae, в котором соединены различные роды лемуров. Насколько вопрос касается различий в некоторых важных чертах строений, человек может с полной справедливостью требовать себе места в особом подотряде; – это место окажется даже слишком низким[145], если главное внимание будет обращено на умственные способности человека. Но с генеалогической точки зрения приходится сознаться, что и это место слишком высоко[146], и что человек должен был бы составлять лишь особое семейство, а может быть даже только подсемейство[147].

Что касается до форм тела или силы, то мы не знаем, произошел ли человек от какого-нибудь сравнительно малого вида