Сегодня я была более чем готова взять инициативу на себя – и он, судя по его отклику, был этому только рад. Я сняла очки, положила их на спинку кушетки, а потом оседлала Марко, чтобы поцеловать его как следует.

Он застонал и приоткрыл губы мне навстречу. Как описать триумф, что испытала я в тот момент? Сильнее всего на свете – даже того торжества, которым сопровождалось рождение первого образца моей помады; а ведь, казалось бы, сильнее просто невозможно!

Все защитные барьеры, которыми, не знаю уж зачем, окружил себя Марко, стремительно рушились. Теперь он отвечал мне с той же пылкой страстью, целовал жадно, голодно, грубо, доводя до умоисступления. Я всегда знала, что в нем под поверхностью таится огонь, но не ожидала, что настолько обжигающий. Марко хотел меня так же сильно, как я его, и пламя его желания бурным потоком растекалось по моим жилам.

В какой-то момент я заметила, что мы изменили позу: теперь я лежала на кушетке, а он прижимал меня сверху. Я ли потянула его лечь или он меня подтолкнул – сообразить не могла, да и неважно; так или иначе, оба мы не возражали.

Его поцелуи становились все более пламенными, требовательными, хищными. Он словно превратился в оборванный провод, что бьется на земле, рассыпая искры: к нему опасно прикасаться, он готов воспламенить мою нервную систему и меня уничтожить. Его искры летели в меня, словно камешки в воду, и от них расходились круги. Чем дальше расходились, тем сильнее росло высокое напряжение его прикосновений. Снова и снова он впивался в мои губы долгими жадными поцелуями.

Но вдруг остановился – словно провод выдернули из розетки.

Я протестующе застонала, охваченная одним желанием, одной мыслью: «Не останавливайся!» Марко просто слегка подвинулся – и теперь целовал меня в щеки, в глаза, в подбородок, а затем, спустившись пониже, начал покрывать поцелуями мою шею. Мой внутренний голос порывался ехидно напомнить ему, что помады там нет, но я приказала внутреннему голосу заткнуться.

– Может быть, стоит остановиться? – прошептал он, склонившись надо мной, а затем коснулся кончиком языка тонкой кожи, под которой бился пульс.

– А ты хочешь останавливаться? – спросила я.

– Не особенно, – ответил он и плотно прильнул губами к жилке у меня на шее, той, что пульсировала отчаянно и неровно, выдавая все, что со мной происходит.

Никогда раньше я не представляла, что на свете бывают такие ощущения! Он продолжал исследовать губами мое горло – а я, вцепившись ему в рубашку, приподняла ее край и просунула под нее руки, умирая от желания ощутить под ладонями его мощные мускулы. Когда мои руки соприкоснулись с его голой спиной, Марко на мгновение замер, резко втянул воздух сквозь зубы. Спина у него была теплая, мягкая и… о, эти тугие мышцы! Исследованиями в этой области я не отказалась бы заниматься всю жизнь.

Он снова начал целовать меня с дикой, разнузданной страстью. Было полное ощущение, что у моего мозга сердечный приступ – или, быть может, серия микроинсультов. Говорят о «бабочках в животе» – о нет, теперь это были не бабочки. В моем животе парили орлы. Гигантские орлы из «Властелина колец» размеренно взмахивали крыльями. И не только в животе – во всех органах, в каждой моей клеточке.

Где-то глубоко внутри, словно сжимаясь в тугой узел, росло напряжение, требующее разрядки. Каким-то образом Марко сумел сделать поцелуй еще глубже – и голова у меня пошла кругом, и показалось, что вот-вот потеряю сознание.

Реакцией возгорания в химии называется ситуация, когда какое-то вещество вступает в реакцию с кислородом, выделяя при этом большое количество энергии в форме света и тепла. Вот так и я реагировала на Марко. Возгоранием.

Однако зудящий внутренний голосок напомнил мне: Марко не все знает о нашей ситуации. Выходит, что я его обманываю. И возбуждение отступило, сменившись распроклятым чувством вины.

– Мне нехорошо, – прошептала я, слабо пытаясь его оттолкнуть.

Он ухмыльнулся, наградил меня еще одним быстрым поцелуем:

– Странно, должно быть ровно наоборот! Что ж, сейчас исправим…

– Нет, я… дело в том, что… все это обман! – собраться с мыслями для объяснения сейчас было сложно, как никогда. – Дело в том, что я…

«Я люблю тебя».

Нет, этого говорить нельзя! Это все испортит. Отпугнет его. А наши отношения, фальшивые или нет, вполне меня устраивают. Чтобы быть с ним рядом, я готова питаться и крохами со стола. Кроме того, мой рот-предатель упрямо отказывался произносить слова – целоваться ему понравилось куда сильнее!

Марко протянул руку, откинул мне волосы с лица, нежно скользнув кончиками пальцев по моей коже – и я потянулась за ним вслед, всею собой желая ощутить больше этих пламенных касаний. Глаза его светились каким-то непонятным для меня светом, настолько чистым и сильным, что у меня закололо в груди.

– Если бы ты забыла… – И он умолк.

– Что забыла? – поторопила я. Мне было отчаянно нужно знать, о чем он!

– Ничего. – Он покачал головой. – Не важно.

Я хотела ответить: «Еще как важно!», но он уже снова целовал мне шею, и этим, как нетрудно догадаться, полностью парализовал мой голосовой аппарат. Его жаркие губы словно посылали электрические разряды, один за другим; все во мне искрило и потрескивало, и я хотела лишь одного – раствориться в нем и так остаться.

Он снова вернулся к моим губам, но теперь кое-что изменилось. Марко повернулся на кушетке и потянул меня за собой, так что мы поменялись местами. Теперь я была сверху, а он целовал меня неторопливо, с почти болезненной нежностью, от которой внутри у меня все ныло и желало большего. Зажженные им электрические искры были по-прежнему здесь, так же расходились концентрическими кругами, словно от брошенного в воду камня, но теперь все медленнее, все глубже.

Желая прильнуть к нему еще теснее, я начала извиваться, пытаясь соприкоснуться с ним всем телом сразу. От этого он застонал, по телу прошла дрожь – и снова я взмыла на небеса от радости, видя, что моя близость на него действует.

Настал его черед изучать на ощупь мою спину, гладить, массировать, вдавливать в кожу кончики пальцев, словно ставя незримые отметины. Этих следов никто никогда не увидит, но они останутся со мной навсегда. Я – его, и не буду больше принадлежать никому другому.

– Такая нежная кожа… – промурлыкал он мне на ухо, щекоча своим дыханием. – Ты везде такая нежная?

– Не знаю, не проводила исследований, – ответила я.

– Готов поучаствовать… на