Шрифт:
Закладка:
– Значит, по-твоему, я не умею готовить? – поинтересовался Марко, нарисовавшись в дверном проеме. Он прислонился к косяку и сложил руки на широкой груди.
Я взяла из кладовки и показала ему пару консервных банок – куриный суп с лапшой.
– По моим предположениям, нет. Давай объясню тебе базу. Вот это плита. Вот так она включается. Поворачиваешь ручку – зажигается огонь…
– Я знаю, как зажигать огонь, – отозвался он низким голосом, от которого по мне пробежала сладостная дрожь. – Хочешь, покажу?
«Да, пожалуйста!» – взмолилось мое тело. Казалось, я стою в эпицентре бури, и молнии бьют в меня со всех сторон.
– Ч-что? – пискнула я наконец.
– Хочешь, покажу, как я умею готовить? – поинтересовался он с блеском в глазах и с легкой насмешкой в голосе. – Мои сицилийские предки были бы оскорблены твоими инсинуациями.
Он прекрасно понимал, что со мной делает! Довел почти до самовозгорания – и отступил в последний момент, а теперь дразнит, делая вид, что ничего не произошло!
– Х-хорошо, – прошептала я в полном смятении.
Марко зашел в кладовую и начал подбирать ингредиенты; а я села за стойку, смотрела, как он работает, и старалась успокоиться.
Но наблюдение за тем, как Марко режет, шинкует, открывает консервы, подбирает пряности и бросает все вместе в большую кастрюлю, успокоиться не помогало. Уж слишком сексуально он при этом выглядел!
– Что ты сказала? – спросил он, и я сообразила, что, кажется, пробормотала последнюю фразу вслух.
Снова не успела вовремя прикусить язык!
– Сказала: есть что-то очень привлекательное в мужчине, который на кухне как дома.
Обернувшись через плечо, он одарил меня широкой улыбкой:
– О, кухня – еще не главная комната в доме моей души!
«Нет! – твердо сказала я своим женским органам. – Нет, неприлично просить, чтобы он показал главную комнату! И нечего даже об этом думать!» Но почему он флиртует со мной на автомате, даже когда мы одни? Должно быть, просто ради практики. Вживается в роль, чтобы без труда исполнять ее везде и всюду, где понадобится.
– Расскажи о Комик-коне и о том, как ты фанател от «Звездных войн»! – попросила я, чувствуя острую необходимость на что-то отвлечься.
Марко не заставил себя упрашивать: дальше, готовя ужин, он развлекал меня уморительными и трогательными историями из времен своей фанатской юности.
Можно было подумать, что, случайно зайдя в его комнату, я обрушила какую-то стену, возведенную им много лет назад – и увидела Марко с новой, прежде скрытой от всех стороны.
Марко приготовил суп с яичной лапшой.
– Совсем как куриный, только без курицы, – пояснил он, подавая мне тарелку. – Хочешь, поедим в гостиной?
– Конечно.
Я пошла за ним, очень стараясь не пролить суп на ковер: не сомневалась, что Трейси выставит мне счет – а в этом доме мне было бы не по карману даже сломать подсвечник.
Мы сели за стол, и я взялась за ложку.
– Ух ты! – воскликнула я, попробовав суп. – Потрясающе!
– Вовсе не обязательно сообщать об этом с таким удивлением. Хочешь, досмотрим фильм?
– Не особенно. За такой финал я бы всю съемочную группу отправила в Гаагу! Страшно хочу, чтобы «Лукасфильм» отменил этот финал и выпустил сиквел. Любой – игровой фильм, мультфильм, роман, комикс, что угодно, лишь бы Бен вернулся!
– Может, мне им позвонить? – подмигнув, предложил Марко.
Сердце у меня остановилось на полном скаку.
– Ты кого-то оттуда знаешь?
– Нет, но мой отец знает. Быть может, я, как наследник, смогу на него повлиять?
Если Марко сумеет воскресить Бена Соло, выйду за него замуж хоть завтра!.. Но упоминание о его связях вновь напомнило мне, какие мы разные.
– Ты и этот дом унаследуешь?
– Надеюсь, что да. Его очень любила мама.
Мне и самой уже нравился этот заснеженный особняк на склоне горы.
– Все же мне трудно понять, что значит быть частью династии. Единственное, что я унаследую от родных – дряхлый телевизор и Перрис Хилтон, которая еще нас всех переживет!
– Не всегда так уж весело, когда на тебя возлагают большие надежды, – заметил он, отставляя пустую тарелку на кофейный столик. – Иногда трудно понять, где кончаются пожелания отца и начинаются мои собственные мечты.
Я поставила свою тарелку рядом.
– Уверена, ты во всем разберешься.
Он задумчиво улыбнулся мне и устремил взгляд в огонь. «Не так уж долго мы знаем друг друга, – подумалось мне, – а кажется, что целую вечность».
И Марко помнит обо мне все. Каждую мелочь. Крейг даже имя мое никак выучить не может!
– Помнишь, как мы познакомились? – спросила я.
Если он и был удивлен этим неожиданным вопросом, то не показал виду.
– Такое, знаешь ли, не забывается.
– А твой брат не помнит, как познакомился со мной.
– Тем хуже для него. Ты из тех, кого очень нелегко забыть.
Что-то сжало мне горло, и я подумала, что никогда, никогда не забуду Марко.
Словно ощутив, что я готова расчувствоваться, он перевел разговор на более нейтральную тему.
– Завтра приедут мои родные и захотят покататься на лыжах. А ты попробуешь?
– Э-э… знаешь, не люблю такие развлечения, где надо много двигаться.
– В этом мы похожи.
Я улыбнулась ему. Накатила усталость, и я откинула голову на спинку дивана. Ногой Марко слегка задел мою ногу, и от этого прикосновения я вздрогнула.
– Замерзла? – спросил он.
Горел камин, и в комнате было жарко, словно в духовке; но ради собственных эгоистичных целей я солгала:
– Да.
– Иди сюда, – сказал он и открыл мне объятия.
Меня не пришлось просить дважды. Я нырнула в кольцо его сильных рук, свернувшись в клубочек, угнездилась на широкой груди. Положила руку ему на грудь и с наслаждением ощутила, как размеренно, надежно бьется сердце. Испустила счастливый вздох.
– А это что за эксперимент? – спросила я и зевнула.
– А это не эксперимент, – ответил он – и, кажется, я ощутила, как его губы легко касаются моего лба. – Кстати, помимо пятнадцати кроватей в этом доме восемнадцать душевых. На случай, если захочешь проверить воспроизводимость нашего прошлого эксперимента.
Я улыбнулась и подумала, что никогда за всю жизнь не чувствовала себя настолько в безопасности, такой спокойной и довольной.
Такой счастливой.
Мы тесно прижались друг к другу, и он начал гладить меня по голове. Я была готова потереться об него и замурлыкать.
Но вместо этого дыхание мое становилось все ровнее, все медленнее, а мысли туманились сном.
Последнее, что я услышала, прежде чем уплыть в