Л. Н. Толстому лица, решительно опровергают взгляд на Толстого, как на западника-«прогрессиста» и тем более, как на в какой-либо мере революционера. Более того, они показывают Толстого как монархиста, безусловного монархиста в первом периоде его жизни и критического монархиста – в последнем ее периоде.

Рассказывая о внутренней работе Л. Н. Толстого над образами героев «Войны и мира», А. Л. Толстая, вопреки литературоведам-«прогрессистам», утверждает, что большинство личных черт внесено автором не в образ Пьера Безухова, как это принято думать, но в пламенного монархиста, безраздельно служащего царю и отечеству Николая Ростова. «Ростов был влюблен в царя и в славу русского оружия… И не один он испытывал это чувство. Девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя», приводит она дивные строчки «Войны и мира» и на той же странице пишет: «Разве мы не узнаем Толстого в Николае Ростове?».

Рассказывая о дальнейшей внутренней жизни Л. Н. Толстого, его дочь говорит: «Несмотря на свою ненависть к убийству, отрицание войны (Толстой) сохранил до глубокой старости это чувство глубокой любви к своей родине, чувство патриотизма, теоретически и беспощадно им отрицаемое»; читатель видит в этих словах одно из многих глубоких внутренних противоречий Л. Н. Толстого, превративших его, казалось бы, безмерно счастливую жизнь в мучительную трагедию. В 70-х годах «традиции класса, военного круга, преданность государю еще сильны в нем», свидетельствует А. Л. Толстая, а письма Л. Н. Толстого к государю Александру III и государю Николаю II удостоверяют, что и в дальнейшем Л. Н. Толстой не утратил своей веры в высшую, надзаконную справедливость монарха, т. к. в этих письмах он обращается именно к ней, требуя от монархов ее проявления, вопреки неизбежному в нашем грешном мире закону человеческому, во имя закона Христова. В этом отношении чрезвычайно характерно его заступничество пред государем Александром III за духоборов, у которых, на основании существовавшего тогда закона, К. П. Победоносцев отобрал неокрещенных ими детей. Монарх не обманул веры Толстого в его надзаконную милость: Самодержец Александр III личным приказом губернаторам вернул детей их родителям.

Внимание трех государей к мышлению и творчеству Л. Н. Толстого, глубокое уважение к нему с их стороны не раз подчеркнуто на страницах обоих томов воспоминаний: Александр II рыдает над «Севастопольскими рассказами», Александр III не только вопреки постановлению цензуры разрешает постановку «Власти тьмы», но во всеуслышание объявляет ее «прекрасной пьесой». Более того, он, этот монарх, заставивший «подождать Европу», для встречи с выполняющей поручение Толстого его женой сам посещает ее и интимно беседует с ней; государь Николай II принимает даже детей Л. Н. Толстого на личных аудиенциях и так же интимно беседует с ними.

Враждебность Л. Н. Толстого революции также не раз подтверждена на страницах книги его дочери. «Толстой никогда не увлекался революционными течениями», пишет она, «хождение в народ, народничество Михайловского, революционный героизм террористов, организация “Земли и воли” – всё это было ему непонятно и чуждо. Толстой знал, что по существу народовольцы не знали народа и смотрели на него, как на темную массу. Слова “народ”, “народное” в устах этих не понимающих сущности русского народа людей раздражали Толстого». Его дочь свидетельствует и о том, что на склоне своих лет Л. Н. Толстой, протестуя против русско-японской войны, как всякой войны, всякой формы убийства, глубоко переживал ее, как русский патриот, пламенно реагировал на ее ход, и наши неудачи в этой войне потрясали и угнетали его.

Много строчек из книги А. Л. Толстой можно взять для опровержения лживого взгляда на политические воззрения Л. Н. Толстого, утвержденного в русском обществе «прогрессистами». Но размеры рецензии заставляют ограничиться лишь его характеристикой социализма. «Социалисты видят в трестах, синдикатах осуществление или движение к осуществлению социалистического идеала, т. е., что люди работают сообща, а не врозь. Но работают они сообща только под давлением насилия… (социалистические) тресты произведут рабство, от которого, освобождаясь, рабы будут разрушать эти, не ими установленные тресты». Можно ли после этих слов считать Л. Н. Толстого в какой-либо мере даже каким-то «христианским социалистом», которых в природе не существует и существовать не может, т. к. материалистический социализм полностью враждебен всем видам и формам христианского мышления и чувствования.

«Знамя России», Нью-Йорк,

28 февраля 1954 года, № 103. С. 15–16

II

Младшая дочь гр. Л. Толстого Александра Львовна была при его жизни самой пламенной и ортодоксальной последовательницей его идей из всей семьи Толстых. В ходе глубокой драмы, тяготевшей над семьей великого писателя, его разделе с женой Софьей Андреевной, вызвавшем и разделение всей семьи на два враждебных лагеря, она всецело принадлежала к сторонникам отца, одобряя и морально подкрепляя его далеко не всегда справедливое отношение к горячо любившей его, но тоже не всегда тактичной Софье Андреевне. Но почти полвека, прожитых Александрой Львовной со дня кончины ее отца, многое изменили и в ее личном сознании и в ее отношении к пережитому. Житейская мудрость – неизменная спутница старости. В своих воспоминаниях А. Л. Толстая переоценивает многие действия своей молодости, смотрит на прошлое объективно, бесстрастно, умеет понять и простить то, к чему в молодости она относилась непримиримо. В силу этого, ее книга полна любви и теплоты теперь уже не только по отношению к отцу, но и к матери.

Два тома семейной хроники «Отец» не содержат в себе каких-либо сенсационных «разоблачений» о жизни великого писателя, но читатель находит в них ряд мелких подробностей этой жизни и богатырская фигура Льва Толстого оживает в его памяти с предельной ясностью. Но некоторые «новости» в ней все-таки есть. Таковы, например, сообщения Александры Львовны о глубоком уважении, которым пользовался Л. Н. Толстой в царской семье не только со стороны мягкого и деликатного Государя Николая Александровича, но и со стороны твердого, порою сурового Императора Александра III, которому, кстати сказать, Л. Толстой писал безусловно дерзкие письма. Приходится пожалеть, что, на наш взгляд, недостаточно полно обрисована темная роль Черткова в семейной драме Толстых, и вместе с тем порадоваться тому, что Александра Львовна в последних главах книги «Отец» упоминает о замолчанном либеральной прессой того времени стремлении великого писателя к воссоединению с православной Церковью, неясно, но всё же выраженном им в последние часы его жизни, а так же и о шагах, предпринятых православным духовенством (старцами Оптинской пустыни) к возвращению его в лоно Церкви. Книгу «Отец» гр. А. Л. Толстой следует прочесть как почитателям великого писателя Земли Русской, так и тем, кто до сих пор носит в своем сердце враждебное по отношению к нему чувство.

«Часовой», Брюссель,

март 1956 года, № 363. С. 15

Борис Зайцев

«Чехов»

Подавляющее большинство биографов А.