Шрифт:
Закладка:
Такое стремление к родной почве под термин «внутренняя эмиграция» не подходит. «В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорят великое прошлое и загадочное еще будущее», цитирует Башилов слова Бердяева, обосновывая ими владевшее им стремление к родной почве, к национальной одиннадцативековой Руси-России. Люди, подобные Башилову, не одиночки в подсоветской России. Даже среди немногих, кому удалось вырваться из страны торжествующего социализма и кто смог высказать в печати зарубежья свои мысли и чувства (это не так-то легко сделать!), мы видим многих, даже большинство,
* В 1791–1794 гг. город Кобленц в Германии был центром французской монархической эмиграции, лидерами которой были граф д’Артуа (будущий французский король Карл X) и граф Прованский (будущий французский король Людовик XVIII), формировавшие на средства России, Великобритании и Швеции отряды дворян-эмигрантов, составивших армию во главе с принцем Конде. однотипных ему. Те же стремления высказывает Б. Ольшанский в своей книге «Мы приходим с Востока», несколько слабее – Г. Климов…
Значит, «не один же я в России верен Богу остаюсь», как пишет в тоже созвучной Башилову книге, подтверждающей его взгляды рядом примеров, но менее определившийся, чем он – С. Юрасов.
Значит, Б. Башилов не единичный феномен и по ту сторону Железного занавеса. Значит, там существует и, как мы можем утверждать, развивается определенный слой таких же «башиловых», чувствующих и мыслящих созвучно ему, но не могущих, по вполне понятным причинам, высказывать свои чувства и мысли. Подтверждение этому мы находим даже на страницах советских газет, как например, катастрофическое для социалистов снижение интереса к комсомолу среди русской молодежи, о чем беспрестанно бьет тревогу «Комсомольская правда» и, наоборот, многочисленные факты возвращения той же молодежи к религии (церковные браки комсомольцев, посещаемость храмов и др.).
Можно ли назвать эти явления в целом «внутренней эмиграцией»? Не являются ли они, по существу, наоборот, «возвращением из эмиграции», в которую вовлекли ряд поколений русских интеллигентов господа «прогрессисты от Радищева», возвращение к национальной идеологии и разрыв со всем комплексом идей и идеек, нахватанных в заморских странах.
Книга Б. Башилова «Незаслуженная слава» – манифест и одновременно программа мышления этого слоя современной русской подсоветской интеллигенции. Острота и ясность формулировок Башилова временами просто поражает, как поражает и его огромная эрудиция в связи с теми фактами его жизни, которые нам известны. Ведь революция застала его еще ребенком и он, несомненно, не имел возможности спокойно и планомерно расширять свой интеллектуальный кругозор. Но он все-таки это сделал и сделал снова в очень трудных условиях эмиграции, будучи рабочим в Аргентине. Кроме того, он сумел выразить свое интеллектуальное кредо в действии, в работе, написав несколько книг и множество статей, организовав публичную библиотеку, книготорговлю почтой, а теперь даже издательство. Я привожу эти факты для того, чтобы показать работоспособность и упорство этого слоя новой русской интеллигенции, резко отличающее его от праздных болтунов-интеллигентов дореволюционного периода, типа тургеневского Рудина.
Существуют до сих пор и такие. Они являются непримиримыми врагами практики большевицкой государственности и искренно считают себя антибольшевиками, но в то же время находятся в значительной степени в плену интеллигентских представлений об историческом прошлом России и о прошлом русской государственности. Против них и направляет Башилов свои удары. В этих ударах он выражает кредо тех, для кого «ни Белинский, ни Герцен, ни Чернышевский, ни Писарев не имеют больше былого очарования». Кто «смотрит новыми глазами на историческое прошлое России… и видит это прошлое таковым, каким оно было».
Книгу Б. Башилова «Незаслуженная слава» можно считать «первой ласточкой» той стаи возвещающих весну птиц, которых намечает выпустить Б. Башилов через врата основанного им издательства «Русь». Среди этих обещанных книг особенно интересны предполагаемые им выпуски истории русского народа, основанные на исследованиях историка А. А. Кура, с которым читатель зарубежья частично знаком по журналу «Жар-птица».
Ждем их с нетерпением и искренно желаем, чтобы через «врата», заложенные Б. Башиловым, к нам громче и полнее доносились бы голоса современной русской подсоветской, но глубоко национальной по своим устремлениям интеллигенции, к которой, продолжаем утверждать, принадлежит сам Башилов. О нем же о самом, как о публицисте и беллетристе, ограничимся словами, сказанными Б. Зайцевым: «Дарование несомненное и очень русское. Вы, конечно, русак насквозь, это сразу видно».
«Знамя России», Нью-Йорк,
7 января 1955 года, № 120. С. 15–16
Борис Солоневиг.
«Женщина с винтовкой»
IМы живем в эпоху, когда в силу необычайного ускорения темпов развертывающихся на наших глазах исторических событий месяцы включают в себя годы, а годы – десятилетия. Таким образом, отдельные, еще живущие среди нас лица, проявившие себя два-три десятка лет тому назад, становятся в глазах подросших за это время новых поколений личностями историческими, как бы отрезанными от современности и целиком принадлежащими прошлому.
Эта особенность современного психологического восприятия окружающего дает и нашим писателям право рассматривать таких людей
в историческом аспекте и отражать их в литературе исторического же характера. К числу таких романов, воспроизводящих перед глазами нового читателя акты, лично виденные старшим поколением, относится и «Женщина с винтовкой» Бориса Солоневича, повесть об М. Л. Бочкаревой, первой женщине-капитане русской армии, командире первого и единственного в мировой истории женского батальона.
По имеющимся у автора сведениям, сама М. Л. Бочкарева еще жива в наши дни и находится среди нас в эмиграции, но где – установить ему не удалось[112]. Б. Солоневич ведет рассказ от имени одной из служивших в ее батальоне и пользуется обширными, собранными им, материалами. Его живое, бойкое перо рисует административную и боевую деятельность командира женского батальона ярко и увлекательно. Перед глазами читателя проходят героические моменты боевой страды этих не на шутку, не из оригинальничания, а на самом деле, солдат женского пола. Четырехдневные кровопролитные бои женского батальона под Сморгонью-Крево, героическая защита Зимнего дворца в октябрьские дни… На этом фоне выпукло рисуется личность самой М. Л. Бочкаревой, как русского национального типа, как русской женщины. Ведь не одинока капитан Бочкарева в нашей отечественной военной истории. В ту же Первую мировую войну, в которой она проявила себя, были и другие, не столь широко развернувшиеся, но столь же пламенные патриотки, служившие под мужскими именами в некоторых полках. А в Ледовом походе насчитывается более тридцати боевых его участниц, не считая сестер милосердия, несших тогда столь же жертвенную службу. История рассказывает нам о девице-гусаре Дуровой, старостихе Василисе и многих других, вплоть до святой княгини Ольги. Следовательно,