В своей последней двухтомной повести «Истоки»[111] он развертывает перед читателем подлинное, «большое полотно». Избранная автором эпоха конец царствования Александра Второго – рассечена им вдоль и поперек в пределах не одной лишь России. В, казалось бы, отдельных разобщенных эпизодах он скупо на краски, но четко и ясно набрасывает ряд портретов исторических лиц той эпохи, не только русских – самого Царя-Освободителя, его помощников, его убийц, Бакунина, Достоевского и др., но и иностранцев – Маркса, Биконсфильда, Гладстона, Бисмарка, Шлиффена… Из этой огромной галереи никто не притянут за уши к фабуле. Все персонажи тесно связаны с главным действующим лицом – эпохой. В повести М. Алданова она не фон для развития на нем фабулы, но стержень действия, выраженного всей совокупностью показанных автором персонажей и портретов.

Фоном большого полотна М. Алданова является русская интеллигенция 70-х-80-х годов, показанная автором во всех ее видах и разновидностях от консервативной бюрократии до смыкающегося с революцией радикализма. В каждом из этих портретов М. Алданов тонкими, но уверенными штрихами вырисовывает не только форму мышления данного типа, но и психологическую основу этой формы. Чувство меры, свобода от предвзятости и тенденциозности, сопутствующие этим рисункам, говорят о тонком художественном чутье автора и его высоком мастерстве.

Крестьяне и рабочие в повести полностью отсутствуют. Автор прав: в «истоках» русской революции эти социальные слои не принимали никакого участия. Единственным персонажем из среды пролетариата показан лишь случайно и искусственно втянутой в терроризм Халтурин, но и в этой единственной сцене автор смог вскрыть сложный клубок психологических противоречий в душе этого убийцы, решившегося на преступление, подготовляющего его, но одновременно берущего вещицу из кабинета царя «на память» о подавляющей его своим величием жертве, в глубинах души… любимой им.

На этом фоне, прочно скреплены с ним, столько же широко и ярко показанные М. Алдановым основные типы первых русских «неточных» революционеров. Читатель видит и романтиков революции, и ее истерических фанатиков, «спортсменов» революции и ее практических «хозяев»… Желябов, Перовская, Михайлов, Гартман… все они, как и их антиподы, показаны автором не как ходульные, оперные злодеи, жертвы и герои, но прежде всего, как живые, повседневно видимые нами люди. Этот подход к историческим лицам изнутри, со стороны их личного, а не общественного бытия насыщает повесть М. Алданова глубоким, подлинным драматизмом. В некоторых сценах, как, например, в сцене убийства Царя-Освободителя и предшествующих ей сценах подготовки преступления этот драматизм возрастает до высот трагедийной напряженности.

Приходится пожалеть лишь о том, что автор, надо полагать, умышленно оставил в тени столь яркую личность, как Лев Тихомиров. Ведь и она была в истоках революции, но нашла в себе силы устремиться в иное русло.

Анализируя эпоху и одновременно синтетизируя ее в совокупности художественно-исторических образов, М. Алданов ни на минуту не перестает быть самим собою, современным человеком, отягощенным и умудренным опытом пережитого и переживаемого. Он не скрывает себя, иногда «забегая вперед», показывая не только само явление, но и его последствия. Так, иллюстрируя в ряде картин ханжество, лицемерие и политическую слепоту дельцов Берлинского Конгресса, М. Алданов коротко, но конкретно набрасывает последствия этой слепоты в современности.

В чем же главная ценность «Истоков»? Почему они, как и другие произведения этого автора, так резко выделяются, стоят особняком в зарубежной русской художественной литературе?

В том, что М. Алданов умеет с открытыми глазами, видя и темное и светлое, смотреть в прошлое и настоящее России (да и не только одной ее) и с открытыми же глазами любит ее. Это доступно немногим.

«Наша страна», Буэнос-Айрес,

5 августа 1950 года, № 50. С. 6

Тяга к корням

При полемике общепринято стремиться снизить значение своего оппонента, при случае даже унизить самого его, подчеркивать дефекты его мышления и, наоборот, замалчивать его достоинства. Поэтому данная статья, быть может, удивит некоторых читателей. Продолжая оставаться несогласным в некоторых пунктах с моим оппонентом Б. Башиловым, я, однако, исполнен не только глубокого уважения к нему, но восхищения его колоссальной работой в области публицистики и в художественной литературе, а также известными мне чертами его личной жизни и общественной деятельности.

Наш принципиальный спор с ним развернулся на страницах «Нашей страны» в целую дискуссию о современном русском интеллигенте, в которой, помимо нас и В. Рудинского, принял участие еще целый ряд лиц. Его исходной точкой было утверждение имени интеллигенции за интеллектуально-творческим слоем каждой нации, развивающимся совместно с этой нацией и выражающим основные черты ее мышления и чувства во всех областях жизни. Так думаем мы с В. Рудинским.

Но Б. Башилов закрепляет ярлык «русского интеллигента» исключительно за несколькими поколениями денационализированных, хотя и русских по происхождению, интеллектуалов, ведущих свою родословную «от Радищева», т. е. Б. Башилов в данном случае полностью сходится с теми «прогрессивными» кругами, которые монополизируют за собой имя русского интеллигента и спекулируют этим в западном мире.

Спор шел не о термине, а обо всем комплексе понятий, вкладываемый в неясный для многих образ современного подсоветского, но русского интеллигента, сформировавшегося и выкристаллизовавшегося уже в ходе революции, в послефевральский ее период. Выяснение его облика чрезвычайно важно для русского зарубежья, т. к. и в этом случае мы уже можем наблюдать спекуляции тех же «прогрессивных» кругов, пытающихся представить его Западу то как оскотинившегося до предела «морлока», то как лишенного воли к борьбе «кролика», то как личность, покрытую «родимыми пятнами марксизма» или во всяком случае уже перевоспитанную советами, восприявшую основные элементы социал-коммунистической доктрины.

Для правильного разрешения этого вопроса я рекомендую читателям прочесть прекрасные, правдивые и яркие книги… моего уважаемого и дорогого оппонента Бориса Башилова, и, прежде всего, недавно выпущенную издательством «Русь» его книгу «Незаслуженная слава».

Но не могу удержаться от дискуссионных возражений и здесь. Сам Башилов назвал ее «мыслями внутреннего эмигранта». Это большая ошибка. Любая эмиграция любого народа в любом историческом периоде всегда в той или иной мере состояла в отрыве от своего народа, чаще в невольном, но иногда и в вольном, связанном с озлоблением против этого народа, как например, французская эмиграция в Кобленце* или русская дореволюционная эмиграция, изо всех сил поносившая, позорившая и осмеивавшая русский народ.

Между тем, в литературно-публицистических работах Б. Башилова и в известных нам фактах его прошлого в СССР, мы не сможем найти ни одного штриха, указывающего на что-либо подобное отрыву от родной почвы. Наоборот, все чувства, все мысли и все действия Башилова направлены лишь к одной цели – слиянию со своим народом не только в его настоящем виде, но