в своей прекраснейшей книге преимущественно о московском купечестве и даже не о всех слоях его внутренней иерархии, но главным образом о ведущей группе московских капиталистов-промышленников. Вместе с тем по этому яркому и характерному примеру, вернее ряда приведенных им примеров, современный читатель может составить себе точное и верное представление о всем российском купечестве конца прошлого и начала текущего века, т. к. Москва была основным его фокусом, концентрировавшим в себе все главные силовые линии, выходившей тогда на историческую арену молодой русской буржуазии, той социальной группы, которая, по не раз высказанному И. Л. Солоневичем убеждению, став плотной стеной у трона, смогла бы успешно отразить натиск надвигающейся революции.

Автор «Москвы купеческой» начинает свою книгу историческим экскурсом. Он исследует и подвергает меткой, продуманной критике первые исторические введения о московских купцах, дошедшие до нас в записках Олеария, Майерберга, Гербенштейна, Петрея и других иностранцев, свидетельствовавших о неизвестной тогда западной Европе Московии. Этот экскурс сам по себе заслуживает большого внимания, т. к. автор книги, П. А. Бурышкин глубоко образованный человек, имеющий ученую степень (хотя и коммерсант в прошлом!), и многие его выводы, вполне созвучные, кстати сказать, пониманию русской истории И. Л. Солоневичем, не могут не привлечь к себе внимания специалистов историков.

Вслед за этим, к сожалению, очень кратким обзором, П. А. Бурышкин делает другой, несколько более расширенный по сравнению с первым, но, как мне думается, все-таки расширенный недостаточно. Он рассматривает в нем отражение русского купца русской же литературой и столь же смело сколь и крепко устанавливает ошибочность, даже как вольную, так и невольную лживость подавляющего большинства русских писателей, находившихся, с одной стороны, под влиянием «прогрессивных» тенденций, т. е. смотревших на купца и промышленника, как на врага трудового народа, а с другой стороны – не изживших в себе узко-дворянских традиций пренебрежения, презрения и нередко даже ненависти к «торгашу». Ко второй группе он причисляет большинство писателей дворянской культуры XIX века, а во главе первой совершенно справедливо ставит Н. А. Некрасова с его ненавистью к «купчине толстопузому», а в дальнейшем – М. Горького, подошедшего к изображенному им литературному объекту с партийно-марксистским аршином. Островского, давшего целую галерею типов современного ему купечества. П. А. Бурышкин помещает между этими двумя полюсами, и я позволю себе снова маленькое автобиографическое уклонение от прямой темы.

В те далекие времена я, тогда еще юноша, глубоко любивший литературу и театр… возненавидел комедии Островского, несмотря на то, что они шли в прекрасном по своему составу Императорском Малом театре. Я не ходил на них. Предвзятость, тенденциозность и фальшь сценического действа коробили меня в сопоставлении с тем, что я видел вокруг себя в реальности.

– Где же эти Кит Китычи, Дикие, Кабанихи и прочие? – спрашивал я сам себя и, не находя тогда ответа, зачислил великою мастера комедии Островского в число литературных лжецов.

Я сделал теперь эту вставку потому, что персонажи Островского в наше время могут и должны быть рассматриваемы только в историческом аспекте, но, к сожалению, очень значительная часть наших современников как на порабощенной родине, так и в среде эмиграция до сих пор еще склонна смотреть на русского купца предреволюционного периода, а следовательно, и на того, который неизбежно появится, возродившись в освобожденной России, через гротескную призму Островского. Необходимость борьбы с таким ошибочным взглядом даже и теперь, даже и в среде эмиграции, делает книгу П. А. Бурышкина глубоко современной и столь же нужной русской антикоммунистической общественности.

Даже краткий пересказ всего содержания «Москвы купеческой», конечно, невозможен в газетной статье, но не могу удержаться от упоминания о данных им ярких, художественно выполненных, метких и глубоких характеристик титанических фигур московского купечества прошлого века – Губонина, Кокарева, Хлудова… Богатыри! Вот такими-то подлинно почвенными творцами-созидателями, людьми огромного размаха и такой же смелости мы могли бы блеснуть перед западной Европой и Америкой, которых, кстати сказать, эти люди действительно перегоняли в своей творческой созидательной работе, что подтверждает П. А. Бурышкин выдержками из «Таймса» и других иностранных газет того времени, констатировавших высокий уровень русской промышленности начала XX века, блестящую организацию ее ведущих предприятий и их техническое оснащение, качественно превосходившее даже такую индустриально мощную страну, как тогдашняя Великобритания. Эта часть работы Бурышкина – обзор русской промышленности начала текущего века, снабженный также кратким экскурсом в ее историческое прошлое, ценен не только для специалиста, но и для рядового читателя, которому, благодаря прекрасному языку автора, становятся понятным сложные политико-экономические проблемы.

Интересно отметить и в этой плоскости созвучие утверждений И. А. Бурышкина с мыслями И. Л. Солоневича. Оба они умеют видеть национальные черты исторического развития русской экономики в целом и, в частности, семейственный характер крупнейших русских капиталистических объединений, противоположный по своей внутренней доминанте безличности и анонимности западно-европейских и американских трестов. На Московской Руси и позже в России центром производства становилась личность владельца и в зависимости от качеств этой личности формировалось само производство, устанавливались его взаимоотношения с рабочими, кредиторами, покупателями и т. д., в результате чего вырастала нерушимая традиция и эта традиция подчинялась требованиям христианской морали. Так создавались целые купеческие династии, уходившие своими корнями к временам Грозного и тесно сраставшиеся своими ветвями с такими же династиями своих сотрудников.

Коноваловы, Носовы, Гучковы, Морозовы и еще десятка два именитых родов московского купечества… П. А. Бурышкин кратко повествует об их генеалогии и иллюстрирует ее образами своих современников, представителей этих же родов. Перед читателем проходят Станиславский-Алексеев, исключительная по разнообразию своей талантливости семья Морозовых, московский Лоренцо Великолепный – сочный сгусток самых разнообразных видов творчества – Савва Мамонтов… еще и еще…

И характерная для всех черта: проявляя себя во всех видах культурного и художественного творчества, эти люди не порывали с коммерцией и промышленностью, но умели совместить в себе то и другое, в результате чего белокаменная столица Руси украшалась первоклассными клиниками университета, лучшими в мире театрами, собраниями замечательных произведений искусства, широкими но размаху, действительно служившими потребностям народа книгоиздательствами… Читаешь и помимо воли наполняешься гордостью при воспоминании о том, что и сам был москвичом того времени, воспитывался в московском университете, в московских театрах, читал книги московских издательств, созданных трудом и средствами московского же глубоко и разносторонне культурного купечества, в среде которого формировался сам, как личность. Русская личность.

Я назвал этот очерк «лучом света в темном царстве», потому что и до сих пор, к сожалению, еще для многих общественная и личная жизнь русского купечества, описанная в книге П. А. Бурышкина и проанализированная им, представляется, как «темное царство». Книга Бурышкина, действительно, – яркий луч света, брошенный в эту тьму, созданную ложью «прогрессивных» литераторов и