В последующие десятилетия все отчетливее стали проявляться тенденции к движению вспять, достигшие своего апогея в период правления Виктора Амедея III (1773–1796). В то время как в Милане, во Флоренции, в Неаполе реформизм вступил в свои права, в Пьемонте отвергалось любое предложение реформ. Турин стал самой отсталой из итальянских столиц, надежно отгороженной от идей Просвещения крепостью из цензуры и ненависти ко всему новому, духом казармы и страхом перед просвещенной частью Италии.

Вместе с тем савойский абсолютизм предпринял робкие попытки реформировать архаичную социальную структуру, в частности на Сардинии. Однако и в этом случае его действия — непоследовательные и хаотичные — были встречены не пониманием и одобрением заинтересованных слоев общества, а воспринимались в штыки представителями привилегированных сословий, которых затронула эта политика.

Поэтому неудивительно, что наиболее активные и деятельные люди пытались выбраться из затхлой атмосферы Пьемонта второй половины XVIII в. Первым выдающимся представителем интеллектуальной эмиграции стал Альберто Радикати ди Пассерано. Аристократ по рождению, он провел весьма бурную юность и молодость (в 17 лет женился, в 19 — овдовел, в 23 — женился вновь). Будучи в молодые годы безгранично преданным Виктору Амедею II, Радикати решил посвятить всего себя великому делу реформы политической и религиозной жизни в стране. Конкордат 1727 г. развеял его иллюзии, а непокорный нрав вынудил покинуть страну. Он стал путешественником и авантюристом, отправился сначала в Англию, а затем в Голландию, где умер в 1737 г. Незадолго до того в своих записках Радикати изложил мечту о возврате религии к чистоте и естественному деизму и возврате общества к естественному состоянию. Но признанным лидером мятежных эмигрантов из Пьемонта стал, безусловно, граф Витторио Альфьери, хотя его бунт и был ограничен спонтанным выступлением одиночки-анархиста. Со свойственной аристократам и литераторам подозрительностью Альфьери направляет свой протест то против косности туринского двора, то против радикализма парижской революции, и всегда против вульгарности «плебса» и «полуплебса». Именно так Альфьери клеймил враждебный ему класс буржуазии и выскочек. Однако не надо было обладать темпераментом этого пьемонтца или Радикати, чтобы убедиться в нагнетании обстановки в савойском Пьемонте. Ссылка, тюрьма, молчание были уделом и менее выдающихся мыслителей, таких, как один из основателей Академии наук — астроном Лагранж, автор работ по экономике и политике Далмаццо Франческо Васко, талантливый эрудит и ученый аббат Карло Денина.

В целом в Италии XVIII в. Пьемонт являл собой отсталое государство в политическом и интеллектуальном смысле, и тем более удивительна и непостижима та роль, которую он сыграет в итальянской истории XIX столетия. Вместе с тем нельзя забывать, что из всех итальянских государств монархия Савойской династии сохранила наиболее традиционный уклад жизни. В отличие от нобилитета этих государств здешний нобилитет не был «облегченным», сформировавшимся из патрициата и буржуазии, осевшей на земле в период застоя и экономического упадка; это была древняя знать, привыкшая вести себя соответственно своему рыцарскому происхождению. Правитель же, ведя свой род от древних феодалов, завоевал на протяжении многих столетий право быть абсолютным монархом, подобно другим европейским государям. Наконец, Турин никогда не представлял собой типично итальянский город, господствовавший над принадлежащей ему территорией контадо, а являлся древней укрепленной крепостью, сравнительно недавно превратившейся в столицу. Другими словами, историческое развитие Пьемонта повторяло в известной степени и в уменьшенном масштабе историю развития крупных заальпийских государств, для которых было характерно превращение феодальной монархии в монархию абсолютную под знаком преемственности традиций и обычаев. В истории образования Савойского герцогства не было ни ранней весны, ни долгой осени, свойственных итальянским городам и государствам периода коммун. Таким образом, Пьемонт в XVIII в. отличался от других государств Апеннинского полуострова, с одной стороны, своей более глубокой приверженностью традициям и устоям прошлого, а с другой — более выраженной готовностью воспринять то новое, что открывало перед ним будущее.

3. Французская революция и Италия

Якобинская Италия

Из проведенного нами в предыдущей главе анализа развития различных итальянских государств в XVIII в. видно, что просвещенный реформизм получил распространение лишь в ряде областей, таких как австрийская Ломбардия, Парма, лотарингская Тоскана и Неаполитанское королевство. Остальная же часть Апеннинского полуострова осталась вне этого влияния. Более того, в 1780-е годы. в Неаполе, Парме, да и в самой Флоренции, начинается период спада и постепенного свертывания реформаторского движения. Исключение в этом смысле составляла лишь Ломбардия, где благодаря усилиям Иосифа II это движение все еще играло важную роль.

Таким образом, неверно утверждение историков националистического направления, согласно которому «эксцессы» Французской революции 1789 г. прервали поступательное движение прогресса и что, не случись события такого масштаба, гражданское и политическое обновление в Италии было бы достигнуто с большей легкостью. К 1789 г. период просвещенного реформизма был в основном завершен, а часть сторонников реформ стала уже подумывать о более радикальных методах преобразования общества и безоговорочно восприняла бессмертные идеи революции. Речь идет о представителях так называемого «левого крыла» неаполитанских реформаторов или же большей части духовенства янсенистского толка. Даже Пьетро Верри, отнюдь не отличавшийся революционным темпераментом, с горечью писал, что великий французский пример не только не был понят современниками, но, более того, был ими решительно отвергнут.

Французские идеи служат образцом для других народов… Что произойдет в Италии? Мы еще не созрели и недостойны жить под знаком добродетели. В силу того что мы хотим быть хитрыми, мы, как и греки, стали отбросами Европы, а когда-то были ее учителями.

Естественно, молодое поколение быстрее и легче других восприняло идеи Французской революции. Именно молодежь стала организатором и главным участником различных революционных движений в 1794–1795 гг., проявив большой энтузиазм и выдержку. Выступления были жестоко подавлены в Пьемонте, Болонье, Палермо, на Сардинии. На момент казни в 1795 г. студенту юридического факультета Луиджи Дзамбони, одному из организаторов волнений в Болонье, было двадцать три года, а Эммануэле Де Део — всего двадцать два, когда его повесили в 1794 г. в Неаполе за революционную деятельность. Идейные воззрения этих молодых людей условно можно определить, как «якобинские». Их самым почитаемым автором был Ж.Ж. Руссо, а политическим идеалом — Конституция 1-го года Республики (1793). Тот факт, что во Франции периода Директории(1795–1799) якобинцы переживали тяжелые времена, не мешал им смотреть на латинскую сестру