– На сколько мне потребуется. Я владею сотнями гектаров земли, так что, если мне понадобится построить еще одно общежитие, то я его построю.

Я пораженно моргаю.

– Ты действительно так чертовски богат, да?

– Конечно, но все идет на нужды моей организации.

С открытым от удивления ртом я осматриваю местность, поражаясь тому, насколько… мирной она кажется.

– Это единственное убежище?

– Нет, они разбросаны по всей стране. В конце концов «Зейд» проникнет и в другие страны, и тогда я начну строить укрытия и там, чтобы предоставлять выжившим безопасные пристанища.

– А как ты прячешь все это от Клэр?

– Я сделал все возможное, чтобы отследить мои активы было невозможно. Все оформлено на подставных лиц и никак не связано со мной. Кроме того, здесь невероятно много охраны, и это запрещенная для самолетов зона. Это самое безопасное место, где только может находиться человек, уж об этом я позаботился.

Качаю головой, не находя слов. Помню, как он сказал однажды, что предоставляет дом тем, у кого его нет, но то, что я вижу, только подтверждает, насколько Зейд невероятен. Не считая его психотических наклонностей, он делает то, что никто и никогда до него не делал.

– Пойдем, детка. Я хочу познакомить тебя с несколькими людьми.

Хмурю брови, не понимая, кто это может быть, но все равно выхожу за ним из машины. Пока мы идем по тропинке, видим, что к нам направляется Руби, а за ней бежит стайка детей, хихикающих и пытающихся не отстать. Заметив нас, она вскрикивает от восторга и ускоряет свой шаг.

– Боже мой, Адди, детка, ты такая красивая! – громко воркует она.

Оказавшись достаточно близко, она тут же заключает меня в теплые объятия, и на какое-то мгновение я оказываюсь слишком ошеломлена, чтобы реагировать. В конце концов я обхватываю ее руками и, к своему стыду, чувствую, что мне немного хочется плакать.

Она отстраняется и еще немного причитает надо мной.

– Ты останешься здесь, милая?

– О нет, Зейд просто показывал мне тут все, – отвечаю я.

– Что ж, придется тебе почаще заглядывать в гости. Эти маленькие ребятки очень полезны для душевного равновесия.

Улыбаюсь, глядя на трех маленьких девочек и мальчика, стоящих в кругу и болтающих. Кажется, я ей верю. Они очаровательны, и я понимаю, почему подобное место может успокоить.

– Думаю, так и сделаю, – тихо говорю я.

Потом Руби отпускает нас, и Зейд ведет меня внутрь оранжереи.

Я замираю на пороге, затаив дыхание, пока оглядываю ее.

В воздухе висит влажный туман, покрывающий растения росой, а в бесконечной зелени то и дело мелькают яркие пятна цвета.

Ее вполне можно было бы назвать джунглями, только без диких животных. Но я почти отказываюсь от этих слов, когда мимо меня с диким смехом проносятся два мальчугана с огромными репами в маленьких ручках. За ними бежит женщина, умоляя их остановиться.

Зейд берет меня за руку и ведет туда, где две молодые девушки копаются в земле, высаживая саженцы.

– Катерина Санчес, – тихо окликает он, и у меня замирает сердце, когда голова одной из девушек поворачивается в нашу сторону и на меня смотрит знакомое лицо, правда, более женственное и юное. Один ее глаз не открывается.

– О боже, – шепчу я, ошеломленная.

Брови девушки сходятся, она не понимает, кто мы такие.

– Да? – осторожно отвечает она.

Зейд улыбается.

– Меня зовут Зейд. У меня еще не было возможности представиться, но я… – Он резко обрывает свою речь, когда девушка срывает с себя перчатки, а затем практически бросается к нему в объятия.

Удивившись, он быстро приходит в себя и тоже обвивает ее своими длинными руками, нежно поглаживая по спине.

– Это ты меня вытащил, – приглушенно произносит она, уткнувшись ему в грудь. – Спасибо. Спасибо тебе огромное.

Он усмехается.

– Думаю, ты должна поблагодарить женщину, которая стоит за тобой. Это она попросила меня помочь тебе.

Девушка тотчас разворачивается ко мне и обнимает уже меня, прижимая к себе крепче, чем я того ожидала. Я пытаюсь сдержать слезы, но не могу. Они вырываются наружу, и я всхлипываю, крепко прижимая ее к себе.

– Это был Рио, да? – тихо спрашивает она, ее голос звучит очень жалобно из-за слез.

– Да, – хрипло подтверждаю я.

Она отстраняется, чтобы как следует рассмотреть мое лицо, и ее темно-карий глаз внимательно рассматривает мои черты.

– Откуда ты его знаешь?

Я бросаю взгляд на Зейда, но его, похоже, не беспокоит этот разговор, хоть он и мечтает убить ее брата.

– Он… Он был в доме, где меня держали, когда похитили. – Я прочищаю горло. – Он заботился обо мне и помог мне сбежать.

У нее дрожат губы.

– Он не очень хороший человек, – произносит она, и я так удивляюсь услышанному, что даже смеюсь. – Но он не очень хороший человек оттого, что такой замечательный брат. Он многим пожертвовал ради меня.

Я киваю, вытирая щеки, хоть это и бесполезно, и еще несколько слезинок вырываются на свободу.

– Я не думаю, что люди делятся на плохих и хороших, Катерина, но знаю, что он очень любит тебя.

Она улыбается и кивает, легко соглашаясь с этим.

– Они лишили меня глаза, потому что он пытался сбежать от Франчески. Мне было тогда десять лет, наши родители умерли за год до этого, а он оказался в плену у этой злой женщины. Он так и не простил себя, и хотя с тех пор я его не видела, я знаю, что он сделал все, что от него требовалось, чтобы я больше не пострадала.

– А это так? – спрашиваю я. – Они делали тебе больно после этого?

Она качает головой, но в ее глазах клубится тьма.

– Лилиан была не слишком милой, но она больше не причиняла мне вреда.

Что-то подсказывает мне, что даже если она не обижала Катерину, то другие девушки наверняка обижали.

Она была заперта в том доме по меньшей мере пять лет, и я могу только представить, какие ужасы она пережила.

– Катерина, могу я спросить, почему им так нужен был Рио? Раз они использовали в качестве залога тебя.

Я задавалась этим вопросом с тех самых пор, как Рио рассказал мне о ней. Почему они зашли так далеко, что держали занесенный топор над головой его сестры только для того, чтобы он работал на них? Они без труда могли бы найти множество других парней, готовых выполнять их поручения за соответствующую сумму.

Она сглатывает.

– Думаю… думаю, он был любимчиком Франчески.

Я недоуменно хмурюсь, не совсем понимая, к чему