class="p1">– В общем-то, она просто оглушила меня известием, что за кулисами все время стояла она. Она приехала, потому что знала, что ты меня ищешь, и со мной нужно было поступить как-то нестандартно, чтобы ты не смог меня отыскать.

Он медленно кивает.

– Не хочу торопить тебя, но мне нужно узнать, не видела ли ты что-нибудь…

– Я хочу помочь, – перебиваю я.

Это не вызывает у меня такой тревоги, как я предполагала. Я чувствую лишь облегчение.

Когда несколько дней назад Зейд привез меня в убежище, это что-то изменило во мне. Когда я увидела, как все эти выжившие поправляются, стараются исцелиться, как они окутаны парами счастья, что-то в моей груди перевернулось.

Я поняла, что мне действительно нужно именно это. Цель, к которой я могу стремиться; она сделает меня счастливой. И теперь я знаю, что это за цель.

– Адди…

– Не говори мне, что я не в состоянии или не готова. У меня была чертова уйма времени, чтобы все обдумать. И я не хочу быть несчастной жертвой, ясно? Я не хочу позволить им победить. И что еще важнее: я хочу – нет, я должна помочь.

Он скрещивает руки на груди.

– Ладно. Как ты хочешь помогать?

Пожимаю плечами.

– Я расскажу тебе все, что знаю. И если ты отправишься на операцию, я хочу поехать с тобой.

Он вскидывает бровь, его взгляд скользит по мне, а затем снова возвращается к моим глазам.

– Ладно, – снова соглашается он.

То, насколько он сговорчив, даже подозрительно. Я думала, что он скорее запрет меня в моей пресловутой башне, словно Рапунцель.

Взглянув на выражение моего лица, он говорит:

– Я никогда не буду относиться к тебе как к беспомощной или неспособной. Я всегда знал, что ты сильная. Так что, если хочешь помочь, так и быть. С радостью возьму тебя с собой, детка, но с кое-какими оговорками.

– Что за оговорки? – спрашиваю я, настораживаясь.

– Мы снова начнем тренироваться. Мы начнем с того места, где остановились, и я научу тебя не только защищаться, но и драться. Ты должна научиться пользоваться оружием, и, да поможет мне Бог, Аделин, ты не станешь делать глупостей, когда мы будем на выезде.

Мой рот открывается; я оскорблена этим его обвинением.

– С чего ты взял, что я собираюсь делать глупости?

Его брови снова поднимаются на лоб.

– Хочешь сказать, что давать отпор маньяку посреди ночи было не глупо?

Здесь, возможно, он прав.

– Ты храбрая. Невероятно, и ты выжила, черт возьми, и это достойно восхищения. Ты даже не представляешь, как я тобой горжусь. Но кроме того, ты импульсивна и склонна поддаваться эмоциям, а я не хочу потерять тебя снова, слышишь? Не хочу. Это значит, что ты должна слушать меня, и ты не сможешь пойти и сделать по-своему только потому, что ты думаешь, что этим можешь помочь. Мы команда, детка. Поняла?

Прикусываю губу, размышляя. Если я чему-то и научилась, так это тому, что в этом темном закутке мира я совершенно не ориентируюсь.

– Поняла, – соглашаюсь я. – Я не буду строить из себя большого серого волка… пока что.

Его ухмылка наводит меня на мысль, что он и есть большой серый волк, и, честно говоря, с этим я вынуждена согласиться.

Но я ни за что этого не признаю. Его эго так раздуется, что мне придется воткнуть нож ему в лицо, чтобы умерить непомерное самомнение.

* * *

– Целься в яремную вену, а не в ухо, детка, – терпеливо наставляет Зейд. Но это все равно действует мне на нервы, и я на волосок от того, чтобы метнуть нож в него. – Поправь ноги… – Он легонько отталкивает мою ступню своей. – Ты стоишь нетвердо и неправильно держишь нож.

С тех пор как я начала тренироваться с Зейдом три недели назад, я неплохо продвинулась, но этого все равно недостаточно. Достаточно не будет никогда.

Передо мной тряпичный манекен с бесчисленными следами от предыдущих бросков, и большинство из них слишком далеко от того места, куда я должна целиться.

В моей голове мелькают люди, которых я представляю на месте этого манекена. В большинстве случаев это помогает, но когда я вспоминаю безжизненное тело Сидни подо мной или ощущение того, как мой нож вспарывает горло Джерри, я замираю.

Когти чувства вины держат меня удушающим захватом, и я все больше разочаровываюсь в себе. В нем. Я не такая, как Зейд. Я не могу просто так взять и убить кого-то… а потом забыть об этом.

Разворачиваюсь, метнув в него взгляд, а не нож.

– Ты не раскаиваешься в том, что сделал. В том, скольких людей ты убил. Как ты можешь спокойно к этому относиться?

– А должен? – возражает он, наклоняя голову с любопытствующей ухмылкой на лице.

Я бы сказала, что он похож на милого щеночка, но это было бы ложью. Он похож на злобного зверя, которого слишком долго держали взаперти и который теперь жаждет крови. В частности, чтобы отомстить за меня.

– Ну, не знаю, как насчет морали? – спрашиваю я так, будто ответ очевиден. Потому что так оно и есть. – Чувства вины? Раскаяния?

– Люди, которых ты хочешь убить, и придумали общественную мораль. Я прикончил их надежды относительно меня, а затем перерезал их глотки, чтобы доказать им, что они никогда не будут меня контролировать. Они всего лишь отвечают за свои преступления, и я не против быть палачом. Если ты передумала, то…

Взмахиваю рукой, заставляя его замолчать.

– Хватит. Не дай мне соскочить.

– Это всего лишь один из вариантов. Я хочу, чтобы ты делала то, что тебе по силам, Адди. Если ты захочешь остаться дома, я поддержу тебя. Захочешь перебить кучу народа – я буду с тобой рядом, детка. Тебе ведь до сих пор снятся кошмары о Сидни и Джерри, и ты не можешь перестать винить себя за спасение своей жизни. А если ты не можешь научиться жить с этим, то как ты собираешься отнять чью-то жизнь? Потому что, поверь мне, с сего момента это больше не самооборона.

– Я не знаю, как принять это, Зейд. Я будто оправдываю убийство.

– Как я «оправдал» то, что тебя преследовали? – Он заключает это слово в кавычки, потому что мы оба знаем, что Зейд прекрасно понимал, что поступает неправильно. – Или то, что я засунул в тебя свой пистолет и заставил тебя кончить? Или все другие случаи, когда ты говорила «нет», а я все равно принуждал тебя? – разгоняется он.

На моих щеках вспыхивает румянец, а лицо начинает гореть от