– Почему ты не рассказывала мне о нем? – тихо спрашивает она.

Она поднимает голову и смотрит на меня, в ее кристально-голубых глазах плещется обида. И я не могу понять: то ли от этого взгляда во мне закручивается еще более глубокое чувство вины, то ли я злюсь.

– Потому что ты никогда не позволяла мне почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы рассказывать тебе что-либо, – откровенно отвечаю я.

Ее горло сокращается, проглатывая эту горькую пилюлю.

– Почему… почему тебе нужно было чувствовать себя в безопасности, чтобы сказать мне о нем, Адди? – спрашивает она, сдвинув свои тонкие брови. – Если бы он был… нормальным, это не стало бы большой проблемой. Если бы он был кем-то, кого ты встретила в книжном, или на одном из твоих мероприятий, или даже в продуктовом магазине. – Она замолкает на мгновение. – Почему ты должна была чувствовать себя в безопасности?

Я поджимаю губы и отворачиваюсь к окну.

– Адди, он что, делал тебе больно?

У меня чуть шея не сворачивается от того, как быстро я поворачиваюсь к ней.

– Нет, – сурово бросаю я, хотя это не совсем правда.

Делал ли он мне больно? Да, но не так, как она думает. Он никогда бы и пальцем меня не тронул в гневе. Боль, которую причиняет мне Зейд, весьма специфична, и хотя какая-то часть меня всегда получала от нее удовольствие, это все же боль.

Но я жажду ее.

– Тогда почему?

Вздыхаю, размышляя над тем, как много мне следует рассказать. Что он убивает людей, зарабатывая на жизнь? Это перебор. Что он преследовал меня? Ни за что в жизни, насколько бы виноватой она себя ни чувствовала.

Поэтому я довольствуюсь правдой. Той частью, которая не выдает в нем психопата с небольшими проблемами с привязанностью.

– Он спасает женщин и детей от торговцев людьми, мама. Он очень глубоко погружен в этот темный мир.

Она резко вдыхает, ее позвоночник выпрямляется, а глаза расширяются от возмущения.

– Так тебя похитили из-за него?

– Нет, – ощетиниваюсь я. – Он не был причиной моего похищения, и тебе нужно помнить, что это он меня спас. Если бы не он, меня бы здесь не было.

Она в замешательстве качает головой и спрашивает:

– Тогда почему тебя похитили? Он связан с этими людьми?

Пожимаю плечами, изображая безразличие, которого не чувствую.

– Много причин, но ни одна из них не относится к нему. Это главное.

Она вздыхает, соглашаясь и вместе с тем разочарованно.

– Он опасен?

– Да, – признаю я. – Но не для меня. Он любит меня, и главное, он любит меня такой, какая я есть. Он никогда не пытался меня изменить.

Она вздрагивает от этого замечания, но на этот раз воздерживается от самозащиты.

– То, что он тебя любит, еще не значит, что он тебе подходит, – заявляет она напоследок.

Я поджимаю губы, раздумывая над ее словами.

– И что же мне подходит, мама? Ты ведь лучше знаешь? Какой-нибудь надежный парень, адвокат или врач, да?

– Не говори глупостей, – фыркает она. – Как насчет кого-то вроде полицейского, у которого есть оружие потому, что он…

– …защищает людей, – продолжаю я за нее. – Это ты думаешь, что полиция защищает людей. Ты действительно хочешь обсуждать это прямо сейчас? А тебе не кажется, что Зейд делает то же самое, спасая невинные жизни от похищения и рабства?

Она поджимает губы, явно все еще не соглашаясь, но не желая продолжать спор. Такое происходит впервые, но я не надеюсь, что это повторится.

На этот раз вздыхаю я. Откидываюсь на спинку кресла.

– Я не собираюсь спорить с тобой о нем, потому что это ничего не изменит. Я знаю его лучше, чем ты, и если ты хочешь его ненавидеть – пожалуйста. Но делай это там, где мне не придется об этом слышать, – устало и решительно подытоживаю я.

Я слишком устала продолжать с ней спорить. Мы только этим и занимаемся, и это мне надоело уже более десяти лет назад.

– Ладно, – раздраженно и сокрушенно хмыкает она. – Но давай я хотя бы приглашу тебя на ужин в честь твоего дня рождения. Мы ведь можем просто поужинать? И никаких разговоров о твоем парне.

Я смотрю на нее, и напряжение в моей груди немного ослабевает. Улыбаясь, киваю.

– Звучит неплохо. Дай мне собраться.

Поднимаюсь и уже иду к лестнице, когда она окликает меня:

– И не забудь консилер, милая. Он тебе очень нужен.

7 апреля 2022

Думаю, маме могло показаться, что я боюсь покидать свой дом. В середине ужина она сломалась и предложила прибегнуть к медикаментозной помощи, на что я ответила, что скорее начну курить травку, чем пить таблетки.

Конечно, она не сдержала своего обещания и поинтересовалась, не Зейд ли снабжает меня марихуаной. Тогда я сказала, что вообще-то я сама драгдилер, – так громко, что нас услышал официант. Поэтому она очень быстро доела свой ужин, смущенная и раздраженная моими шуточками.

Но я получила удовольствие от всего этого. В конце концов она поняла и смягчилась, посмеявшись вместе со мной, когда официант написал на чеке свой номер.

Она решила, что я ему понравилась. Но думаю, он просто хотел разжиться травкой.

Ну и, может, потрахаться. Но в первую очередь – травку.

Несмотря ни на что, было здорово посмеяться вот так, и у меня сложилось ощущение, что мама отпустит все то дерьмо, что было между нами, просто чтобы увидеть, как я снова улыбаюсь.

И сам факт того, что она старается… уже заставляет меня улыбаться.

Глава 27. Алмаз

Стук каблуков Франчески на верхнем этаже заставляет мое сердце подскочить к горлу. Дайя смотрит вверх, обеспокоенная этим звуком, но уже привыкшая к проделкам поместья Парсонс.

У меня же, напротив, случается тихий сердечный приступ. Я слышу эти громкие шаги с тех самых пор, как вернулась домой, и, хотя на самом деле они принадлежат не Франческе, думаю, злые призраки этого дома знают, что воплощают в жизнь мои самые страшные кошмары, и получают удовольствие от этого.

Я сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь, и ломаю голову в поисках чего-нибудь, что могло бы меня отвлечь.

– Может, мне стоит стать монахиней, – заявляю я, заставляя Дайю замереть.

Она наливает в бокал красное вино, и это кажется… странным. Как будто я должна быть где-нибудь в другом