Шрифт:
Закладка:
Но отпускать его она и не подумала.
– Уж с одним медведем мы справимся, – бледно улыбнулась она. – Пожалуйста, – ее голос оборвался.
Храбр услышал и успел кивнуть, прежде чем потерять сознание.
Глава 20. Нежеланный дар
Марий оказался прав: Храбру хватило нескольких часов, чтобы рана на боку затянулась. Он приходил в себя трудно, словно стряхивал остатки тяжелого кошмара. Но когда воленец задрал испачканную в крови рубаху, под ней был только толстый ярко-розовый шрам.
Дейвас привел бродяжников к какой-то безымянной волости и ускакал прочь, наказав ни во что не ввязываться и ждать его возвращения. Переглянувшись, они отправились на поиски ночлега. Как ни странно, в этом забытом богами месте даже нашлась корчма, и путники воспряли духом, предвкушая хоть одну нормальную ночевку.
Бояна обернулась на замершую перед воротами Итриду. Та отчего-то побледнела, и Бояна нахмурилась от непонятной тревоги, накатившей на нее.
– Что-то не так? – позвала она подругу.
Итрида глубоко вздохнула и помотала головой.
– Нет. Все в порядке. Идем.
– Бродяг не обслуживаем, – корчмарь, протирающий стаканы, мельком глянул на вошедших и вернулся к своему занятию.
Мальчишка, скучающий в углу, встрепенулся, но, углядев, что хозяин к гостям даже не повернулся, снова сонно завозился, устраиваясь поудобнее и опустив подбородок на грудь.
Бояна, по-хозяйски оглядевшись и презрительно скривившись на бедное убранство корчмы, заняла лавку у ближайшего стола. Храбр опустил возле нее мешок и направился к корчмарю. Когда он молча встал возле стойки, хозяин едальни какое-то время еще делал вид, что не замечает высокого бородатого парня, но наконец не выдержал и зло зыркнул из-под нечесаных патл:
– Я же сказал: бродяг не обслуживаем! Чего расселись? Тут честные люди отдыхать изволят. Забирайте своих подстилок и выметайтесь.
– Скажи мне, честный человек, – низко прогудел Храбр, – давно ли твоя корчма здеся стоит?
– А тебе чего? – запальчиво отозвался корчмарь. Но его рука дрогнула, и он едва успел подхватить выскользнувший стакан. – Сколь надо, столь и стоим!
– Знать, не хватило того времени, чтобы научиться людей видеть. Вроде весен тебе уже довольно стукнуло. Никак, ты раньше в лесной волости жил? Дворов на пять, не более.
Корчмарь сжал губы в полоску и ничего не ответил. Выпад Храбра достиг цели: вероятно, корчмарь и вправду лишь недавно выбрался на большой тракт, да только опыта еще не накопил, вот и судил по внешнему виду. Им, конечно, никто из шайки Итриды похвалиться не мог. Разве что в качестве ветоши для уборки.
Храбр меж тем выудил из кошеля серебряную монету и щелчком отправил ее прямиком в кружку, которую корчмарь так и не выпустил из рук. Монетка ударилась о край, пробежала кругом и упала внутрь, звонко брякнув при встрече с глиняным дном. Корчмарь наблюдал за ее танцем как завороженный – а может, не хотел смотреть на Храбра, понимая свою ошибку.
– Ложницу на четверых. Четыре миски каши, краюху хлеба и четыре пшеничных.
– Кончилось пшеничное. Есть сидр и сбитень, – буркнул корч марь.
– Значится, сбитень, – не стал спорить Храбр и отошел от стойки.
Итрида усмехнулась, когда вслед за Храбром кинулся мигом проснувшийся мальчонка-разносчик. Бояна неодобрительно покачала головой, но промолчала: после схватки с птицелюдами запала, чтобы проучить хама, у нее не осталось. Чуть ли не все тело саднило и тянуло от ударов и мелких ран.
– Что ты ему сказал? – полюбопытствовал Даромир у вернувшегося Храбра.
Тот пожал плечами и сел на лавку возле Бояны, слегка коснувшись ее плечом.
– Покушать спросил и узнал, откуда он родом.
– Он от этого сбледнул почище ядреной поганки?
– Просто ему надо чаще бывать на воздухе, тогда снова зарумянится. Он же к просторам привычен, а всё в хате сидит. А вот и наша каша!
– Пойду прогуляюсь, – Итрида не выдержала и встала из-за стола, снова прилаживая на пояс перевязь с кинжалами, которую уже успела положить рядом с собой.
Даромир, протянувший руки к сбитню, подхватился и тоже начал подниматься. Итрида остановила его жестом, и шехх недовольно скривился.
– Одну я тебя не пущу. Подожди, подкрепимся и все вместе пойдем.
– Он прав, Итка, – поддержала шехха Бояна. – Нам всем нужно перевести дух хотя бы несколько часов. Куда тебя опять понесло?
– Узнаю, нет ли здесь ворона.
– И кому ты собралась писать?
– Я – никому. Но если найдется кто-то желающий послать весточку о нас, сделаю так, чтобы ему это не удалось.
– Ты так уверена, что птицелюды найдут нас и здесь?
– Уверена. И справлюсь сама. Ешьте, а то смотреть на вас тошно, цепляетесь друг за друга, ровно привязанные: один пошатнется, и все разом рухнут. Бравая шайка голодных оборванцев, даром что при деньгах.
Конечно, Итрида слегка преувеличила. Но пока друзья подбирали достойный ответ, Огневица уже вышла вон.
На улице медленно стыла ночь, приближаясь к той незримой черте, перевалив через которую, темнота начнет таять, как масло в каше. Лес за околицей плавно раскачивал ветвями, превратившись в единое многорукое существо с тысячей глаз и ушей. Итрида отвернулась от шепчущихся стволов и побрела прочь от корчмы, сунув руки в карманы.
Им незачем было знать. А со своим прошлым она справится сама, уж в этом бродяжница друзьям не соврала.
Она брела нога за ногу по высохшей до звенящей корки дороге. Даже коровьи лепешки – и те иссохли, не грозя перепачкать какому-нибудь незадачливому кмету лапти или рожу, если браги в крови окажется многовато. Сапоги Итриды, те самые, черные с золотом, ступали глухо – она сдерживала шаг скорее по привычке, нежели и впрямь чего-то опасаясь. Впрочем, разве что себя. Вот только незадача: от себя сбежать не помогут ни удобная обувка, ни крепкое тело, ни весь запас упрямства, отпущенный на человеческий срок.
Ноги сами привели Итриду к небольшому уютному домику, ничем не выделяющемуся из ряда таких же избушек. Несмотря на позднее время, в его окнах приветливо мерцал свет – теплый и желтый, похожий на отблеск глаз домашнего мурлыки. Какая-то женщина выглянула в окно, затем прошлась вдоль него туда-обратно, будто искала что-то, и наконец села так, что Итриде с улицы хорошо были видны ее лицо и толстая коса, переброшенная через плечо. Огневица чуть отступила, чтобы подтаявший круг света, падающего из окон, ее не выдал. Замершая на обочине, натянувшая капюшон куртки до самых глаз, она жадно наблюдала, как женщина взялась за пяльцы, низко склонившись над ними. Она запела красивым грудным голосом, и Итрида различила колыбельную, точно такую, какую иногда пела
