Шрифт:
Закладка:
К женщине сзади подошел мужчина. Наклонился и, верно, шепнул что-то, потому что она накрыла его руку своей, встала, и они оба отошли от окошка. Свет погас, оставив Итриду наедине с ночью и текущими по щекам слезами.
Женщина не была ее матерью или сестрой. Да и дом был не Итридин, хоть и похож. Ее здесь не было ничего: разве что горькая память, захороненная вместе с пеплом сгоревшей пять весен назад волости. Но даже сейчас Итрида легко сумела бы найти дорогу к смарагдовой шкатулке, что обернулась для нее костяной тюрьмой. Тюрьмой из собственного тела, опороченного и заполненного ядом чужого дара.
Конечно, она соврала друзьям. Ей не нужен был ворон, да в таких маленьких селениях и не держали крылатых вестников. Вместо них были быстроногие мальчишки, а лепились эти волости поближе к крупным селам, где и ворона, и знахаря отыскать было куда как легче. Специально обученная птица же стоила немалых денег, а уж если на нее накладывали защиту дейвас или лаума…
Нет, не за вороном Итрида отправилась.
Ей все казалось, что она встретит мать. Так и виделись ее голова, что стала совсем белой, сгорбленная спина и тяжелый медленный шаг, теплый платок, который старушка наверняка не снимает даже летом, и подслеповатые глаза, потерявшие цвет и утонувшие в бурном море морщин. Блазнилось, что Итрида увидит ее просто так, посреди улицы. Подойдет и встанет тихонько напротив. Дождется, пока мать поднимет голову и поморгает, сгоняя слезы. Недоверчиво вглядится в высокую рыжеволосую женщину, потом ахнет, всплеснет руками, уронив клюку, и протянет сухонькие пальцы вместе со словами примирения.
Словами, которые Итрида не примет.
Бродяжница уходила всё дальше от дома, выстроенного на месте гибели Ждана и Званко, и ее собственный шаг с каждым мгновением тяжелел все сильнее.
Не прощу, что она от меня отвернулась.
Огонь проснулся и заворочался в груди, недовольно рыча и щуря желтые глаза с янтарными прожилками. От царапанья его когтей Итрида дернулась, а когда они впились в нее изнутри и по жилам снова потекло пламя, задрожала всем телом.
Не прощу.
– Ты кто такая, девка? Чего тут шляешься? – окликнул Итриду грубоватый голос.
Она не разглядела лица, но догадалась: тот самый мужчина, что отозвал девушку в окне. Он, видно, оказался внимательнее жены и заметил застывшую возле его дома странную тень. Итрида помянула морокуна и попыталась обойти кмета, вставшего на ее пути.
– Ищу кое-кого, – неохотно отозвалась Огневица. – Жила она в этой волости весен пять назад. Желаной звали. Желана Благослава, знаешь ее?
Мужик наморщил лоб, продолжая настороженно глядеть на Итриду.
– Была такая, только померла прошлой зимой. А ты ей кем приходишься-то?
– Не твое дело, – огрызнулась Итрида.
Слова кмета не стали для нее неожиданностью, но все равно больно ранили. Не будет встречи, которую Итрида себе вообразила. И сказать она больше ничего матери не сможет.
Пламя билось под кожей Итриды, и бродяжница нагнула голову, стараясь, чтобы капюшон упал как можно ниже, оставляя на виду только губы и подбородок. Не приведи Перкунас кмету сейчас увидеть ее глаза или руки – поднимет на уши всю волость.
– А ну как я тебя к голове отведу, посмотрим, как там запоешь, ворона! – мужчина качнулся к бродяжнице, пытаясь ухватить ее за рукав, но она увернулась и взмахнула полой куртки, перекрывая ему обзор. Когда черная ткань упала на место, возле кадыка и паха смельчака холодно светились в лунном свете два кинжала. Капюшон предательски сполз, и мужчина уставился Итриде в глаза.
– Ведьма, – выдохнул он, и его собственные очи превратились в блюдца.
Итрида усмехнулась и прижала кинжал к его лицу. Медленно, не отрывая взгляда от испуганных глаз, провела полоской стали по щеке, заросшей густой темной бородой, лишь в самом конце чуть изменив положение руки и позволив оружию надрезать край подбородка. Тонкая струйка крови весело сбежала по крепкой шее.
– И обереги тебя не спасут, – прошептала-пропела Итрида, любуясь ровной строчкой вышивки на вороте свитки. Когда-то и она умела класть такие стежки. Но куда лучше ей удавалась работа с ножом.
– Не губи, – захрипел мужик, порываясь упасть на колени. – У меня жена дома… Ребеночек две седмицы как народился. Родители старые, я один у них. Не губи, пани! Отпусти, я никому не скажу, что тебя видел! А хочешь – вот, возьми! Ты же за ним пришла, да? Ну дурень я, сразу не понял, что за ним! Возьми! Возьми, дурень я как есть, зря купился, знал же, что огненные камни не продаются, а все равно понадеялся… Возьми, только отпусти, всеми богами тебя заклинаю!
Итрида слегка опешила от напора мужика, и впрямь рухнувшего на колени. Он шарил по своей одежде, точно искал в ней что-то, и бродяжница на всякий случай отодвинулась. Ей не хотелось оказаться вблизи, если кмет вдруг припрятал за пазухой мешочек жгучего перца или настойку разрыв-травы, способной при правильном заговоре и руку оторвать. Но мужчина достал из-за пазухи нечто иное.
На его протянутой ладони тлел уголек. Поначалу именно так показалось бродяжнице, но, приглядевшись, Итрида поняла, что это всего лишь крохотный осколок какого-то камня. Он весь был иссечен жилами, как будто сердце живого существа, и жилы эти трепетали, словно и впрямь по ним бежала горячая кровь.
– Что это? – шепотом спросила Итрида.
Камень манил не только ее: огненная волчица поставила уши торчком и вся подалась к нему, толкнув Итриду изнутри почти ощутимо. Ее тоже тянуло к пульсирующему осколку. Волчица заскулила и рванулась еще раз. Итрида сдвинулась на длину ногтя, но и этого ей было довольно, чтобы испугаться. Что такого в этом камушке, что сила, живущая внутри нее, так к нему стремится?
К счастью или нет, но кмет не услышал вопроса. Он продолжал протягивать камень, заискивающе глядя снизу вверх. Его побелевшие губы тряслись, словно он вот-вот заплачет. Итрида ненавидела плачущих мужиков так же сильно, как собственные слезы, и потому взяла камень, не убирая, впрочем, кинжалы.
Но как только ее рука коснулась теплого осколка, мир утонул в огне.
Его было так много, что поначалу Итрида сжалась в комок, закрывая руками голову и задыхаясь от густых клубов черного дыма, сплетающегося вокруг нее, словно змеиные тела в весеннем гоне. Мигом взмокли и прилипли к шее и вискам волосы, выбившиеся из косы. Огонь ревел так громко, что Итрида оглохла и ослепла, не видя вокруг ничего, кроме оранжево-багровых сполохов.
Почуяв чье-то
