камень, чего бы ей это ни стоило.

– Не будет этого, – огненосица ответила дейвасу твердым взглядом.

Выпрямилась и вскинула голову, невольно вспомнив осанку и стать Йуллы, носившей палку, кажется, только для виду.

Марий легко читал по лицу девушки все ее мысли.

– Ты хочешь их защитить и тут же подвергаешь опасности. Думаешь, разумно ссориться с тем, кто способен тебе помочь? Поверь, Огонек, без меня рудознатцы не пустят вас дальше подножия своих скал. Вы не успеете их даже заметить, как они уже нашпигуют вас стрелами. Тебе ни к чему ссориться со мной. Если ты действительно желаешь, чтобы твои бродяжники выжили, – поумерь свой норов.

Внутри Итриды вспыхнула злость, и ей стало тяжело дышать. С губ рвались едкие слова, и бродяжница сжала их плотнее, не давая прозвучать тому, о чем она точно пожалеет. Ей хотелось послать дейваса в Навь, благо что они уже тут находились, но Итрида понимала, что он прав. Прав, морокун его побери! Сейчас она ничего не может ему противопоставить. Даже не скажи Ясмена про опасность живущего в ней огня, Итрида сама чувствовала, что пламя становится сильнее. И когда-нибудь оно сожжет ее, если она не найдет способ его обуздать.

– Огонек, – позвал дейвас, и Итрида повернулась к нему.

Напряглась всем телом, как зверь перед броском, ожидая, какую еще гадость он скажет. Но дейвас только поднял руку и погладил ее по щеке. Уверенно, сильно – его руки были покрыты шрамами и мозолями от меча. Касание дейваса было горячим, но Итриде не хотелось его сбрасывать.

– Я не дам тебе сгореть, – прошептал дейвас.

Итрида прижалась к его ладони, к тем самым красивым пальцам, которыми только что любовалась, и на мгновение, крошечное мгновение прикрыла глаза, позволив себе погреться в тепле этого прикосновения и сказанных Марием слов.

Девушка глубоко вздохнула и отодвинулась. Сцепила пальцы в замок и уставилась на них: широкие ладони, короткие ногти, выступающие косточки запястий, словом, ровным счетом ничего красивого или женственного. Дейвас помедлил секунду и тоже отодвинулся.

– Хорошо, пан Болотник. Я буду стараться. Только и вы прекращайте свои шуточки, пока я вас не прирезала случайно.

– Князю точно понравилась бы твоя манера вести переговоры, – хохотнул Марий.

Итрида ответила на его улыбку своей, но внутри нее все застыло.

Все верно, пан Болотник. Вы знаете, что нравится великому князю, ая-как выжить, если все, что у тебя есть, – ярость и ворованный огонь. Мои умения вам не пригодятся.

А до ваших мне никогда не дотянуться.

Глава 19. Клинки и когти

Уже знакомо забурлила река, и из черных вод поднялся мост. Но теперь он выглядел добротным и обсыхал на глазах, пролегая широкой светлой стрелой к берегу Яви. Скорее всего, виной такому преображению было то, что сейчас возле Черницы, воздев руки над головой и прикрыв глаза, стояла Ясмена Лунница. Ветер трепал подол ее платья – на сей раз серого с белыми узорами – и бросался в путников горстями песка. Когда столбы, облепленные роголистником, ряской и приросшими ракушками, окончательно поднялись над поверхностью, Ясмена опустила руки и открыла глаза. Повернулась к замершим людям и улыбнулась всем разом спокойной материнской улыбкой. Потом, в минуты отчаяния, каждый из них будет вспоминать эту улыбку и мягкое понимание в ней, а еще несколько слов, которые Ясмена шепнула, обнимая путников на прощание. Даромир поднял руку к расстегнутому вороту рубахи и стиснул оберег, подвешенный на простой кожаный шнурок, – маленький птичий череп, на котором причудливо переплетались выжженные руны. Прочесть знаки было невозможно, но, когда Ясмена надела шнурок на шею склонившегося перед ней шехха, он недоуменно повел плечами, а потом широко заулыбался.

Бояне досталось простое медное колечко. Она бережно накрыла его ладонью. Безделушка была куда ценнее, чем казалось на первый взгляд.

На груди Храбра покачивался медвежий клык, окованный железом и расписанный темными ветвями. Воленец рассказал друзьям, что он обрел в Чаще, и такой подарок никого не удивил.

Итриде достался пузырек черной краски, за который она отдала обещание.

Первым, как и в прошлый раз, на мост ступил Марий. Следом запрыгнула Бояна, ее спину прикрывал Храбр. За Храбром на мост поднялась Огневица. Итрида покатала на языке прозвание, от которого так долго уклонялась.

«Только дети думают, что, если они закроют глаза, Навь их не заметит, – сказала Ясмена Итриде, вручая свой дар. – Ты не сможешь убежать от своей сути – так прими ее с гордо поднятой головой».

Итрида старалась прислушаться к словам Хранительницы, но прозвание по-прежнему казалось чужим.

Последним шел Даромир, и это было хорошо, потому что удерживало Итриду от желания обернуться.

– Пан Болотник, – окликнул дейваса Храбр.

– Да? – отозвался тот, не повернув головы.

– Что за видения шлет Чаща тем, кто входит в нее?

– Это не видения. Это плата Вельнасу.

– За право пройти через его земли, – понятливо кивнула Бояна, но дейвас мотнул головой.

Утреннее солнце высветило багряные блики и серебристые прядки в его волосах.

– Нет. Это долг, который мы будем отдавать, пока темный бог не наиграется в людские души, – дейвас замолчал.

Бродяжники молчали тоже, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться и не рухнуть в черные воды реки, существующей одновременно в двух мирах. Итрида подумала было, что Болотник больше ничего не скажет, но он все-таки продолжил:

– Когда лаум нашли в Серой Чаще, они мало походили на себя прежних. Вытравить боль и страдания, через которые они прошли, не смогла бы никакая ворожба. Тогда светлые и темные боги заключили договор. Вельнас забрал воспоминания лаум о времени, которое они провели в Чаще, взамен внушив, что проклятие погрузило их в сон на долгие годы…

– Но ведь он их жизнь украл! Считай, что убил тех лаум, которыми они стали! – тихо воскликнула Итрида, невольно замерев на полушаге. Ужас сотворенного богами не укладывался в ее голове. – Разве это справедливо? После всего, что они пережили, разве не должно было оставить их в покое? Дать спокойно доживать остаток дней?

– Лаумы нужны Беловодью, – голос дейваса похолодел, и Итрида вздрогнула от его слов, ударивших ее словно кнут.

Река рассерженно плеснула волной на мост, замочив черные сапоги Огневицы, и она неохотно двинулась вперед, понимая, что задержка грозит бедой.

– Я сделал всё, что мог. Вернул им жизнь и способность снова ей радоваться. Первые лаумы приняли свет утренней зари из рук Сауле, чтобы защищать людей от навьих тварей. Когда-то они умирали, если их насильно лишали дара наставницы, решившие, что так уберегут своих подопечных от опасности однажды расплатиться за лечение собственной