Шрифт:
Закладка:
– Я буду тебя любить, – шептала мавка, не отпуская взгляда шехха. – Я зажгу для тебя свечу…
– Даромир, навьи тебя задери! Стой! Чего ты творишь, сукин сын! – рев Храбра прорвался сквозь муть, в которую погружался Даромир.
Шехх отшатнулся и судорожно вздохнул, пытаясь вырваться, но его руки словно стиснули стальные клещи. Мавка, чье лицо светилось торжеством, тянула его на себя. Подоспевший сзади Храбр обхватил друга ручищами поперек туловища и дернул, едва не сломав ему хребет. Навья тварь с нечеловеческой силой вцепилась в добычу, оскалив мелкие треугольные зубки.
Храбр напряг руки так, что веревками вздулись жилы, и дернул еще раз. Даромир задохнулся, отлетая от мавки, и оба парня рухнули на траву, дыша так, словно пробежали десяток верст. Даромир приподнялся на локте, высматривая навью. Она стояла по ту сторону границы, опустив руки вдоль тела. Ее губы не шевелились, но Даромир снова услышал в голове ее голос:
– Ты все равно ничего не изменишь. Внутри ты такой же, как мы.
Мавка отвернулась и медленно пошла в Чащу, высоко держа голову. Ее рубаха сзади была разорвана до самых ягодиц. Сквозь порванную кожу и развороченное мясо белели ребра. Между ними бился комок, склизкий, сине-бурый, с кулак размером. Даромира затошнило. Мавка скрылась между серых стволов так плавно, словно они поглотили ее.
– Даромир, что тебе Чаща начудила?
– Почему спрашиваешь? – шехх лег в траву, раскинув руки, и уставился в небо.
Тело нагнал запоздалый страх, и Даромира начала бить дрожь. Он сильнее вжался в землю, не желая, чтобы Храбр понял, что с ним творится. Воленец вроде бы ничего не заметил, но от его вопроса Даромиру сделалось не по себе.
– Изменился ты, – протянул Храбр. – Вроде с виду такой же, балагуришь, пьешь… Да только тоска в тебе какая-то появилась. А может, и раньше была, просто я не видел. Ты зачем к мавке полез? С жизнью решил расстаться?
– Может, она мне просто понравилась, – Даромир закинул руки за голову и с наслаждением потянулся, радуясь, что никто ему руки-ноги не отгрыз, а слабость, накатившая от испуга, наконец проходит.
– Не шути так, – Храбр даже головой замотал и строго поглядел на Даромира. – Нельзя с навьими тварями шутить, это тебе не живники.
– Тебе самому-то что Чаща показала? – Даромир насмешливо прищурился, всем видом давая понять, что больше ничего рассказывать не собирается.
Он не рассчитывал на ответ воленца – и потому удивился так, что едва не позабыл про мавку, когда Храбр тихо заговорил:
– Я поблагодарить ее должен. Когда понял, что ворожба мне кажет, думал, умом тронусь. А как угомонился… так совсем по-другому понял.
Храбр медленно стянул с себя рубаху, затем взялся за ремень. Выгнув бровь, Даромир наблюдал, как Храбр снимает с себя одежду затем выпрямляется и глубоко вздыхает.
А потом Дара подбросило над землей от ужаса, и упал обратно он, уже сжимая любимые кинжалы. Напротив него, на том месте, где только что стоял воленец, порыкивал и тряс головой с маленькими круглыми ушами матерый медведь. Его шкура была коричневой с рыжими подпалинами. Умные глаза зверя нашли Даромира. Медведь открыл пасть и облизнулся, потом встал на задние лапы, а передние раскинул, точно желал по-дружески обнять шехха.
Или переломить его, как сухую ветку.
Медведь снова опустился на четыре лапы. Его образ подернулся дымкой, а в следующий миг Храбр спокойно глядел на шехха, белого то ли от ужаса, то ли от понимания.
– Так ты оборотень, – прошептал шехх.
Храбр наклонился, подобрал свою одежду и принялся неторопливо одеваться. Его тело было непривычно тяжелым: медвежий дух хоть и ушел, но память о нем так быстро не исчезала.
– Наполовину. Батя мой – тот чистой крови оборотнем был. А мать – мельникова дочка. Батя ее соблазнил, вот я и родился. Дед-то по матери хотел меня бросить в лесу, но матушка не дала. Вырастила в любви, за что я ее всегда благодарить буду. Ради меня она и от своей женской доли отреклась – никто не захотел в одном доме с оборотнем поселиться. Отец приходил несколько раз, пытался меня учить. Да только уроки его кровью слишком воняли. Пел, что охотиться можно и на людей. И вот тогда я разозлился сильно и сказал, что никогда не приму зверя и не позволю ему задирать людей.
– Так вот почему ты никогда не убиваешь, – протянул Даромир. – Сколько смотрю на тебя, ты же всегда предпочитаешь врагу что-нибудь сломать, но никогда до смерти не доводишь.
– Раньше я и вовсе руку ни на кого не поднимал, – кивнул Храбр и уселся в траву. Подтянул кувшин, отпил прямо через край, вытер рот рукой и продолжил: – Боялся, что с силой не совладаю и зашибу до смерти, сам того не желая. Однажды так и случилось. И повторилось вновь, когда Бояну спасал. Правда, она и сама бы справилась, но я-то не знал, – Храбр усмехнулся и провел рукой по волосам, трепля многочисленные косички. – А потом Бояна глянула на меня и потащила в корчму. Кувшина три сбитня в меня влила, паршивка. Утром я проснулся в ложнице. Думал, что дальше делать, как жить. Спустился вниз – а они там, обе. Итрида предложила к ним присоединиться, шкуры добывать. Это уж потом оказалось, что они не только шкурами, но и разными темными делишками промышляют.
– Но ты же мог уйти.
– Не мог, – Храбр посмотрел на шехха спокойно и уверенно.
– Ох уж эти женщины, – помолчав, Даромир бледно усмехнулся. Он хотел сказать что-то еще, но тут заскрипела дверь избушки, и на пороге показалась хмурая сонная Бояна.
– Прохлаждаетесь? – окинула она взглядом разлегшихся на полянке мужчин. – Хватит отдыхать. Итрида вернулась. Наши колдуны решили, куда нам двигаться дальше.
* * *
– Так значит, мы идем к воздушным ведьмам? – первым нарушил повисшую тишину Даромир.
– Не к ним, а к рудознатцам, живущим на отрогах принадлежащих им гор, – поправила его Ясмена.
– Ну то есть мы погостим не в логове чудовищ, а лишь у его входа, – фыркнул шехх и скрестил руки на груди.
Он стоял возле двери, прислонившись плечом к косяку, и отказался присесть, когда Ясмена приглашающе повела рукой. Быть может, потому, что единственное свободное место оставалось возле Мария. Итрида и Бояна сидели на другой лавке. Огненосица выглядела потерянной и бледной, когда вернулась после разговора с дейвасом и Хранительницей. Ясмена то и дело поглядывала на
