Шрифт:
Закладка:
У волчицы была гладкая, волосок к волоску, шкура. Широкая опушка на шее, в отличие от остального меха, была рыжей. На кончике каждой шерстинки мерцал собственный огонек, и оттого казалось, что волчица постоянно двигается, хоть она стояла неподвижно, уперев четыре лапы, каждая с ладонь Итриды размером, в почерневшую от жара землю. Языки пламени танцевали над хищницей и вокруг, словно вырастая из ее горбатой фигуры. Волчица открыла пасть, и на Итриду дохнуло не смрадом тухлого мяса, а запахом костра и сухим жаром, как из печи.
«Слабая человечка, – раздался голос в ее голове. Он тоже шипел и трещал, плевался искрами и гудел, но слова Итрида различала четко. – В твоем теле мне не разгуляться. Наконец-то свобода. Жаль, что ненадолго».
– Почему ненадолго? – сухо сглотнув и лишь зря раздразнив горло, спросила Итрида.
«Тыдолго несешь меня в себе. Таешь. Скоро не останется ничего. И тогда мне придется уйти».
Таешь…
– Ты хочешь остаться?
Волчица свесила между огненных клыков черный язык и глубоко вдохнула. Вместе с выдохом в Итриду полетели крошечные искры и ошметки пепла. Они осели на ее плечи и волосы, прошлись по лицу комариными укусами, но бродяжница не рискнула отвести глаза.
«А кому хочется уходить? Там ничего нет. Пустота. Здесь есть еда. Жаль, слабое тело».
– Его можно укрепить?
«Я… могу, – показалось, или в голосе огненного создания прозвучало сомнение? – Но нужен другой камень. Большой».
– Тот, от которого откололся этот кусочек? – догадалась Итрида.
«Другой. Изначальное. Мать, – волчица раздраженно облизнула морду и встряхнулась. – Найди другой. Он поможет. А сейчас – я хочу есть!»
И волчица скакнула вперед, врываясь в Итриду и ударом вышибая сознание из ее тела.
Глава 21. Жизнь потерянная, жизнь спасенная
Марий почуял запах пожара, когда волость, где он оставил бродяжников, едва показалась впереди. Дейвас помянул Навь и побежал со всех ног, на ходу прощупывая, насколько силен огонь и много ли домов уже успел охватить. Пальцы обожгло, жар поднялся до запястья и там остановился, свернувшись пульсирующим кольцом вокруг руки. Значит, всего одна или две избы горят: пожар маленький, почти ручной.
Впрочем, когда дейвас пронесся по единственной улочке и добежал до пылающего дома, ему поначалу показалось, что его дар ошибся. Пламя высотой в три человеческих роста гудело и мерцало, свиваясь концами рыжих с красными отблесками лент где-то так высоко, что, даже задрав голову, Марий не сумел их рассмотреть. На фоне огня метались черные фигурки людей: кто-то тащил воду, кто-то расшвыривал землю вилами. Один человек просто стоял на коленях, глядя, как изба истаивает, превращаясь в обугленный костяк.
Марий прищурился, приглядываясь к фигуре повнимательнее. Рассмотрев рыжую косу, расплескавшуюся по сгорбленным плечам бессильно поникшим языком огня, дейвас выругался так, что пробегавший мимо кмет споткнулся и ошарашенно воззрился на темноволосого парня в коричневой куртке, крутящего в руках что-то вроде ловчей сети.
– Сгинь! – рявкнул Марий, и того взаправду будто ветром снесло.
Дейвас остановился возле Итриды, глядящей на пожар широко распахнутыми глазами, залитыми золотом так, что не было видно ни зрачка, ни белка. И тут огонь, тянущийся от нее к горящему дому извернулся, и на миг Марию показалось, будто ему видится волк с огненной шерстью. Он попытался схватить зверя за шкирку, обернув руку в лед. Но лед растаял, не успев покрыть даже пальцы. Волк ощерился, недвусмысленно намекая, что не даст отобрать свою добычу.
– Ладно, с тобой после разберемся, – оскалился дейвас в ответ.
Снова призвал воду, так много, насколько хватило сил, и облек всего себя в ледяной панцирь. После встречи с седовласым колдуном на берегу Черницы Марий больше не был уверен, что огонь никогда его не тронет.
Едва последняя пядь голой кожи оказалась спрятана под холодной коркой, обжигающей не хуже пламени, Марий прикрыл глаза рукой и бросился в горящий дом. Огненный волк взревел и кинулся следом, но натолкнулся на преграду, выставленную дейвасом, и заметался, воя и разбрасывая крупные, похожие на уголь искры.
Марий проскочил под обрушившейся балкой за секунду до того, как она пришлась бы по его спине. Не к месту вспомнился женский терем на княжеском подворье. Там он попал под удар и, пока ошалело тряс головой, упустил драгоценное время. Не смог никого спасти.
Нет уж, история не повторится! Только не сегодня.
Марий осматривался, чувствуя, как опасно потрескивает защищающий его лед. Под рубахой нагрелся оберег, подаренный когда-то Ясменой, и на несколько драгоценных секунд жар отступил. Наконец Марий нашел что искал: девица лежала на полу, и грудь ее не поднималась. Плотное облако угарного дыма заняло почти всю избу, оставив свободным только небольшой клочок над самым полом. Марий упал на пол и пополз к девушке. Добравшись, похлопал ее по щекам, и она слабо застонала, не открывая глаз.
– Давай, краса-девица, приходи в себя, не след сейчас разлеживаться, – процедил дейвас и, собрав в ладонь обратившийся водой лед, стряхнул капли на лицо девушки. Ее губы дрогнули, ловя прохладные брызги, а за ними приоткрылись и покрасневшие глаза.
– Что… стряслось? – выдохнула она и закашлялась.
– Потом, – дейвас примерился и рванул край длиннополой рубахи девушки. От неожиданности она мигом пришла в себя и села, пытаясь отпихнуть дейваса ногой, но хлебнула угару и зашлась в лающем кашле. Марий, не обращая внимания на попытки девушки отползти, рванул второй лоскут, а потом щедро намочил их водой и сунул один хозяйке испорченной одежки.
– Обвяжи нос и рот, – приказал он ей, перекрикивая гудение огня, и сам обмотался вторым лоскутом. Девушка, как ни странно, послушалась. Но едва трясущиеся пальцы затянули узел, как она вскинулась и заозиралась, ища что-то.
Или кого-то.
– Мой сын, – выдохнула она и умоляюще протянула к дейвасу руки. – Помогите!..
Марий покачал головой. Ему было жаль молодую мать, но крыша трещала слишком грозно, чтобы задерживаться в доме хоть на долю секунды. Несчастная все поняла, перевернулась на четвереньки и, поминутно спотыкаясь о подол, поползла туда, где, как понял Марий, была люлька. Из того угла не доносилось ни звука, кроме рева пламени и треска рушащихся бревен, и дейвас схватил девицу за лодыжку, подтягивая к себе.
– Пусти! – лягнулась она. – Сынок! Сыно-о-ок!
– Сама напросилась, – дейвас сжал пальцы и резко
