и свободу ходить везде, где дозволено местным. А захотят вовсе там поселиться – и это устроим.

Итрида медленно подняла голову и выпрямила спину, обводя взглядом бродяжников. Храбр склонил голову к плечу, ловя ее взгляд. Огневица едва заметно качнула ресницами. Бояна крепко сжала правой рукой левое плечо. Даромир подбросил кинжал в воздух и поймал его за острие. Итак, двое за, один против.

– Если у рудознатцев будет покойно, значит, вы останетесь там, – твердо, как еще недавно Марий, проговорила Итрида.

С каждым новым словом в нее словно возвращалась жизнь, расправляя плечи и наполняя мрачным блеском черные глаза.

Даромир принялся было возражать, но Итрида подняла руку ладонью к шехху:

– Пожалуйста, Дар. Ты сам видел, что со мной творится. Я не хочу, чтобы кто-то из вас сгиб из-за моей проклятой силы. Пан Болотник до сих пор нас не подводил, хоть язык у него и ядовитый, как твой книжал.

Марий хмыкнул, но Итрида продолжила, не обратив на него внимания:

– Вы же все мечтали об этом. Бросить тракт и воровство, больше не бежать от прошлого… Может, это ваш – наш – шанс? Может, другого и не представится?

Бродяжники переглянулись. Шехх упрямо отвернулся, стиснув зубы так сильно, что под смуглой кожей загуляли желваки. Бояна выглядела растерянной, Храбр задумчиво расчесывал пальцами бороду, искоса поглядывая на Бояну.

Итрида глубоко вздохнула и кивнула дейвасу:

– Они согласны, пан Болотник. Ведите нас к Моховым горам.

– Марий, Итрида. Просто Марий.

Итрида ответила огненному колдуну долгим взглядом. Тишину, повисшую в охотничьей избе, можно было резать ножом.

– Марий, – наконец выдохнула Огневица.

Дейвас довольно улыбнулся, делая вид, что не заметил ни удивленных взглядов Бояны и Храбра, ни испепеляющего – Даромира, ни отголоска странного волнения, скользнувшего по его собственному телу.

* * *

Итрида проснулась от качки.

Приподняла ресницы, но тут же сморщилась и закрылась рукой от чересчур яркого солнца. Шею щекотали колючие остюжки сена, над головой витала пыль, сверкающая золотом в желтых, как расплавленное масло, лучах. Мерный перестук колес и поскрипывание смешивались с негромкими разговорами и редкими добродушными смешками. С каждым порывом ветра нос девушки щекотал крепкий дух лошадиного пота и запах высушенной солнцем травы. Над ее головой проплывало золотисто-розовое рассветное небо в обрывках белых облаков: оно было таким низким, что, казалось, Итрида может дотронуться до него, стоит только хорошенько потянуться. Бродяжница заложила одну руку за голову, а другую протянула к клокам небесного пуха, растопырив пальцы, будто собиралась поймать один из них.

– Играешься? – потемнело, и лицо Итриды щекотнули прядки волос, пахнущих мыльным корнем и крапивой.

Бояна, нависшая над подругой, белозубо ухмыльнулась. Итрида сцапала ее за нос и чуть потянула на себя.

– Пуз-зти, – прогудела Бояна, пытаясь отдернуть голову.

Огненосица еще мгновение подержала подругу в плену и разжала пальцы. Бояна обиженно фыркнула и скрылась из виду. Потом зашуршало сено, она спрыгнула на сухо скрипнувшее дно телеги и растянулась рядом с Итридой, так же положив руку под голову. Сунула в рот травинку и задумчиво покатала ее из одного уголка губ в другой.

– А ты тут неплохо устроилась, – ткнула она Итриду локтем в бок.

Та в долгу не осталась, и какое-то время девушки возились, хихикая и взбивая сено, отчего в воздух поднялось еще больше золотистой пыли.

Храбр и Даромир продолжали забалтывать старичка по имени Плесун, сгорбившегося на месте возницы. Борода его, почти такая же белая, как облака, спускалась до пояса, ее кончик был небрежно заткнут за веревку, перетянувшую не слишком чистую косоворотку. Широкие штаны были заправлены в новенькие лапти. Лысину с редкими остатками седых волос прикрывала широкополая соломенная шляпа, украшенная венком из одуванчиков. Потряхивающая гривой лошадка соловой масти, впряженная в телегу, в отличие от хозяина, поблескивала вычищенной и расчесанной волосок к волоску шкурой.

Оборотень шел рядом – Храбр чувствовал себя неуверенно, доверяясь животным, даже если о верховой езде речи не шло. Но он то и дело ласково похлопывал лошадь по холке и подсовывал ей мелкие яблочки, которые набрал по пути в заброшенном саду. Кобылка, которую Плесун ласково звал Незабудкой, аккуратно прихватывала мягкими губами угощение с ладони оборотня. Видно, звериный дух она не чуяла – а может, он ее не пугал.

Даромир развалился возле возницы, щурясь на яркое солнце. Его кожа чуть золотилась, тени, пролегшие от ресниц, делали их еще длиннее, чем обычно. Шехх улыбался чему-то: то ли своим мыслям, то ли очередной байке старика.

– И вот она в воду-то меня манит, а сама бледная, ну ровно утопленница! – голос Плесуна был хрипловатым.

Рассказывая, старик оглаживал бороду и то и дело замолкал, то ли обдумывая, что сказать дальше, то ли проверяя, не ослабло ли внимание слушателей.

– А ты чего же? – поддержал беседу Храбр.

– Я и говорю: выдь лучше на солнышко, чай, согреешься. Эвон синяя какая, замерзла, небось? А она возьми да вылези.

– И что дальше было? – заинтересовалась Итрида и приподнялась на локте, выглянув из телеги.

Старичок пугливо обернулся, крякнул, но закончил:

– Телеса-то у нее славные были, скажу я вам, даром что утопшая. И сверху вдоволь, и снизу есть за что подержаться. А жарко было – страсть! Ну и я подумал: чего бы не освежиться-то? Чай, не сожрет, русалка все же, не мавка.

– Освежились? – хихикнула Бояна.

– Ишшо как! Потом кажный вечер до самого листопада к ей на озеро ходил. Жаль, весной кликал-кликал, а Березина так и не вышла. Видать, в другое озеро с вешними паводками уплыла, – и старичок шмыгнул носом, то и дело повторяя: «Эх, Березина-Березушка…»

– Или же она с кем-то оказалась не так обходительна и люди вызвали дейвасов, – от тихого шепота по спине Огневицы прокатилась жаркая волна, и она вздрогнула.

Марий, легко запрыгнувший в телегу прямо на ходу, уселся на ее край, спиной к бродяжницам. Итрида с сочувствием посмотрела на Плесуна, но тот не услышал слов огненосца, погруженный в сладкие воспоминания о тесном знакомстве с русалкой.

– Вот надо вам все время людям жизнь портить, пан дейвас? – прошипела Итрида, садясь в телеге и кладя локти на колени.

Бояна наблюдала за ними обоими, продолжая пожевывать травинку, но говорить не спешила. Ее изучающий взгляд скользил то по подруге, то по дейвасу, и Итрида неожиданно для себя разозлилась из-за этого еще сильнее.

– Я всего лишь сказал правду, – Болотник дернул плечом, словно отбрасывая слова Итриды. – Люди, конечно, могут миловаться с кем захотят, но если живник или тем паче навья тварь решит навредить человеку, рано или поздно ее найдут и накажут. Обычно русалки неохотно покидают облюбованные