что в моих словах не было придирок или личных обид, это рабочая злость. А потом, когда ранее провинившийся делал что-то полезное, отличался, я же его расцеловывал, орденом или медалью награждал. Не был бы жестким, что смог сделать бы? Характер воспитывался на железной дороге, где порядки покруче, чем в армии.

О главном подарке

Сколько помню, над маминой кроватью всегда висел простенький ковер с персонажами басни «Лиса и виноград». «Это мне Сталин подарил!» – с гордостью говорила мама. Когда-то давно ей выдали ковер за трудовые успехи. Если мама перебиралась из одной комнаты в другую, просила, чтобы первым делом перевесили ковер: он непременно должен был находиться над ее кроватью. Конечно, не лично Иосиф Виссарионович вручил этот недорогой коврик, подарки передовикам производства раздавали от имени и по поручению советского правительства, но мама все равно считала, что ее поощрил именно вождь. Когда я начал занимать руководящие должности, мама постоянно говорила, указывая на ковер: «Сынок, награждай с умом!» Позже я понял, что она имела в виду. Обижалась сильно, если поощряли деньгами. Когда начисляли премию, приплюсовывали ее к зарплате и удерживали подоходный налог, который по сумме порой превышал награду.

Я любил чествовать людей в торжественной обстановке. Это вам не банально деньжат на карточку кинуть! Искренне радовался, поощряя и награждая. Для меня это была своего рода отдушина в служебной рутине.

Рабочий кабинет я долго не ремонтировал, ничего не менял, сохраняя память о предшественниках. Фотографию Николая Спиридоновича Ермакова держал на видном месте. Часто спрашивали: «Это кто?» Отвечал: «Мой учитель, первый секретарь обкома КПСС». Реакция была неоднозначная. «Секретарь? Обкома? КПСС?» Тут уже не сдерживался: «Какое ваше дело?! Портрет президента висит над столом! Что еще надо?»

Потом понял, что память живет во мне, а у визитеров старые интерьеры вызывают недоумение. Еще, чего доброго, назовут меня динозавром. Пришлось переделать кабинет в соответствии с духом времени. Уходя в отставку, забрал памятные подарки – модели экскаваторов и БелАЗа. Две тысячи триста подарков я передал Кемеровскому художественному музею. Например, подаренную французами фигурку танцовщицы, которая стоит миллион триста тысяч рублей на наши деньги. Или две скульптуры бурята Даши Намдакова, который сейчас очень высоко котируется в мире. Музейщики не берут что попало, а от меня взяли сотни мечей с инкрустацией и драгоценными камнями, другое холодное оружие, ретроавтомобиль, на котором ездил крупный военачальник советской эпохи. Интересные и дорогие вещи. Раньше они их выставляли в залах для всеобщего обозрения, таблички вывешивали, что это подарок от губернатора Тулеева, а сейчас поубирали все с перепугу. Вдруг новой власти не понравится?

Самый дорогой подарок, который я принимал, – это, пожалуй, элитные скакуны из Средней Азии. Если всех собрать, наверное, табун наберется. Где мне их было держать? Не в квартире же! Поэтому лошадей оставляли там, где они и жили, а мне привозили сертификаты, подтверждающие факт дарения. К тому же, сказать по совести, я боюсь ездить верхом, один раз сфотографировался, сидя на лошади, и сразу соскочил от греха подальше. Лучше любоваться скакунами со стороны. Так спокойнее.

Однажды на день рождения Александр Абрамов из ЕВРАЗа предложил:

– Аман Гумирович, хочу подарить тебе машину. Mercedes представительского класса.

– Саш, ты чего? Издеваешься надо мной? Это же прямой повод для обвинений в коррупции. Или не хочешь, чтобы я был губернатором Кузбасса? Другого кандидата присмотрел?

Абрамов хитер. Вроде красивый жест собирался сделать, да вот система не позволила. Можно вздохнуть с облегчением: и деньги целы, и он, что называется, отметился. Как говорится, было бы предложено. Не родился еще человек, который Сашу обведет вокруг пальца. Он мог, конечно, и деньгами занести, на них не написано, кто, откуда и за что. Но повторю еще раз: спросите любого работавшего в Кузбассе собственника, ни один не скажет, что Тулеев хоть копейку, у кого-то взятую, положил в свой карман. Клянусь, никогда и ничего! Моя совесть чиста. Да, для региона просил помощи. Для дела, не себе: «Вот здесь совсем хреново, подсоби». Или: «Сделай уже улицу, положи асфальт, достали меня жалобами!» Собственники давали бригады рабочих, помогали средствами.

У богатых популярный подарок – дорогие часы. Видимо, чтобы не заморачиваться: зашел в салон, взял какой-нибудь ролекс в красивой коробке и презентовал. Вот и мне дарили много часов. Но руки-то две, часы ношу на одной, зачем мне столько? Я их передаривал, как в свое время отшельнице Агафье.

Не стану изображать из себя аскета. Тут другое. Считал, что все необходимое в состоянии купить сам, понимал: соглашаясь принять дорогой презент, так или иначе попадаю в зависимость от дарителя, а этого я категорически не хотел.

Нет у меня ничего на сберкнижке, как нет ни подпольных счетов, ни офшоров. Конечно, я не нищий, на жизнь нам с Эльвирой Федоровной хватает. Но и не пошикуешь, это факт…

От чего не могу избавиться, так это от чувства страха. Он со мной постоянно. После «Вишни» мысли об одном и том же: за что мне наказание? Эльвира Федоровна плачет не переставая. Сказал ей не смотреть телевизор, все равно ничего хорошего оттуда не услышишь. Но этот ящик как наркотик, рука сама тянется к пульту.

Первое время после отставки думал, что с ума сойду. Я люблю читать, но с утра до вечера с книгой ведь сидеть не будешь. А чем я, всю жизнь проработавший на госслужбе, еще мог себя занять?

Есть анекдот про мужика, который день за днем лежал перед телевизором на диване. А жена вечно пилила его: «Вася, хоть что-нибудь поменяй в жизни!» Наконец тот, почесывая брюхо, согласился и спросил: «А что?» Жена предложила: «Ложись на телевизор, Вася, и смотри на диван!»

Саня, брат жены, с колышка построил дачу. Он рукастый, работает инженером в авиаотделе. Завидую ему, у меня так не получится. Помню, как-то Эльвира попросила гвоздь в стену забить, в то время модно было ковры вешать на стену. Ну я подошел к делу основательно, приготовил дюбели, взял большой молоток и… со всей дури шарахнул по бетону. В итоге дюбель вместе с куском стены свалился на меня. Жена сидит – то плачет, то смеется. Потом затирала мои «художества» штукатуркой. Конечно, меня учили: надо взять дрель, вставить сверло, проделать отверстие, вбить деревяшку… Но терпения не хватало, да и раздражала эта работа. Так мы ковер тогда и не повесили…

Юрий Лужков, например, держал ульи, заготавливал мед. Когда рассказывал о пчелах, даже подпрыгивал от восторга. А меня эти насекомые не