– Как дела, Аман? Как поживаешь?

Не стал лукавить и кривить душой, честно ответил, что живу плохо и на душе тошно.

Путин спросил, нужна ли помощь. Сказал, что есть просьба, касающаяся медицинского обслуживания. И у самого со здоровьем плохо, и у Эльвиры Федоровны. А отношение к нам с тех пор, как я перестал быть губернатором, совершенно поменялось…

Мне было слышно, как Владимир Владимирович обратился к кому-то находившемуся рядом:

– Сделать немедленно! И чтобы это больше никогда не повторялось!

Я продолжил:

– И второе, Владимир Владимирович. Освобождается место ректора в институте местного значения. Было бы у меня рабочее место по душе. А больше ничего не надо. Только поблагодарить вас. За то, что для меня сделали, поклон вам.

– Ладно, Аман, давай. Еще повидаемся.

Вот и весь разговор.

В свое время председатель облсовета Геннадий Дюдяев настоял, чтобы присвоить мне звание народного губернатора. Оно позволяет получать пятьдесят тысяч рублей в месяц, иметь служебную машину, кабинет в администрации, госдачу и помощника.

Когда передавал дела Сергею Цивилеву, сказал ему:

– Помощник и кабинет мне не нужны. Деньги, которые начисляли, ни разу не положил в свой карман, до копейки раздавал людям. Можно поднять финансовые отчеты, посмотреть, кому и что. Единственная просьба – оставь машину, мне трудно передвигаться, и скажи, чтобы заткнулись, хватит уже поливать на всех углах. Пусть забудут про Тулеева.

Надо отдать должное Сергею Евгеньевичу: то, о чем просил, он выполнил. Хотя грязь в мой адрес как лилась, так и льется.

О судах

Любимая русская забава – считать деньги в чужом кармане. Всегда помнил об этом, поэтому получал губернатором скромные сто тридцать тысяч рублей. Боялся, что люди узнают и осудят, если положу себе оклад побольше. Хотя в соседних регионах главы краев и областей имели в разы выше.

Зато я бюджетников стимулировал, назначал премии, перед уходом в отставку поднял зарплаты на пятнадцать процентов. И только себе – ничего. Никто этого не оценил. Надо было вступить в должность и сразу выписать себе хорошую зарплату. Сейчас меня обвиняют, будто бы получал дополнительные выплаты за звания народного губернатора, почетного гражданина городов и районов. Не получал!

Едва мне вручали грамоту о присвоении очередного высокого звания, тут же вызывал на сцену заранее отобранную местной администрацией семью и прилюдно объявлял, что вся денежная прибавка будет уходить им. Как правило, это были молодые пары, студенты.

Поэтому до отставки я ни копейки не взял и за звание народного губернатора. Жене объяснял: «Эльвира, так надо. У нас особый регион, у людей обостренное чувство социальной справедливости». Действительно, контингент в Кузбассе специфический, немало и тех, кто отбыл срок в колониях, вышел на волю и решил остаться жить в области. Во время конфликтов мне удавалось затыкать рот крикунам, называя сумму своей зарплаты. Самые отъявленные горлопаны обычно замолкали, видя, что вкалываю день и ночь, а зарабатываю на уровне бригадира шахтеров.

Но сейчас скромность вышла мне боком. Оклад ректора в КРИРПО – восемьдесят тысяч с копейками. Плюс пенсия. А расходы выросли значительно, помимо всего прочего, мне ведь приходится из своего кармана покрывать и бесконечные судебные издержки: нашлись желающие вытрясти последние копейки из опального губернатора. Дурной пример заразителен, пошла цепная реакция, проснулись обиженные из числа бывших чиновников, которых в свое время я поувольнял за коррупцию. Оказывается, ущемил их честь и достоинство, оскорбил, плюнул в душу.

Бывший глава Промышленновского района Алексей Шмидт подал на меня иск, потребовал семьсот пятьдесят тысяч рублей за моральное унижение. В 2015 году Шмидту пришлось уйти из-за серьезных нарушений, о чем я заявил публично.

Прежде чем предъявить любые обвинения, я всегда тщательно проверял факты. Ежегодное бюджетное послание, которое зачитывал депутатам облсовета, подписывали штатный юрист администрации и представители областной Счетной палаты.

В свое время я помогал Шмидту утвердиться в должности главы района. В этой истории мне еще раз пришлось убедиться: плохо я умею разбираться в людях. Сколько раз бывало: берешь на работу одного – честного и ответственного, а спустя два года получаешь другого, который уже скинул маску порядочности и принялся проворачивать делишки.

Когда получил информацию, что Шмидт использует власть не по назначению, предупредил: «Прекрати, иначе выгоню». Так повторилось несколько раз. Но Алексей Иванович не унимался, администрацию завалили письма граждан, возмущенных его вседозволенностью. В районе есть неплохая больница. Шмидт построил себе на ее территории громадный коттедж, перегородив нахоженную народом тропу. Люди идут к врачу и видят хоромы, которые невозможно построить на зарплату чиновника.

Я послал проверку. Наша Счетная палата обнаружила нарушения, Шмидт пришел, упал в ноги. Я сказал: «Увольняйся, чтобы я больше тебя не видел».

Всегда говорил так тем, кто оказывался нечист на руку. Поступал жестко, ведь эти люди порочили честь губернаторской команды. Нельзя работать с человеком без доверия. Но широкой огласке проступки подчиненных не предавал, увольнял с формулировкой «в связи с переводом на другую работу». Народ у нас грамотный, думаю, все прекрасно понимали, что стоит за этими словами.

Вот и в тот раз раздувать скандал, чтобы привлечь и посадить Шмидта, не стали. Он ушел по-тихому.

А в позапрошлом году обратился с просьбой вернуть ему звание «Почетный гражданин Кузбасса» и еще подал на меня в суд за оскорбление, указав в иске, что из-за моих слов находился «в глубокой депрессии и был морально унижен». Пик депрессии, разумеется, пришелся на момент моей отставки.

Как объяснили юристы, если бы при увольнении Шмидта я вставил в речь обороты «на мой взгляд», «по-моему», истец не выиграл бы дело. А без этих «вводных» суд признал Шмидта обиженным и обязал меня уплатить ему компенсацию. Правда, не семьсот пятьдесят, а сто пятьдесят тысяч рублей. Но и это сумма немалая. А главное – создан прецедент!

Вот и Александр Алабин решил пойти по стопам предшественника и стать «сыном лейтенанта Шмидта». В 2011-м я с трибуны назвал Алабина, который претендовал на пост главы Чебулинского района, жуликом, обдирающим односельчан. Полоскал его за нехватку трех тысяч тонн угля, что очень много для района размером с мою варежку. И дал поручение разобраться и передать материалы в правоохранительные органы. Восемь лет Алабин молчал, а теперь вдруг возбудился и потребовал с меня семь миллионов рублей. В такую сумму он оценил свой моральный ущерб.

Суд долго разбирался, но в итоге с помощью привлеченных экспертов-лингвистов установил, что мои высказывания не нарушают действующее законодательство, так как «являются оценочными суждениями». Не получилось