Шрифт:
Закладка:
Австрийские проблемы
«Начало большой балканской войны, – сообщал корреспондент Times в Вене Уикхэм Стид 17 октября 1912 года, – ощущается здесь как момент исторической важности. Как бы она ни развивалась, она должна радикально изменить текущую ситуацию»[878]. Ни для одной другой великой державы события, разворачивающиеся на Балканах, не создали проблем таких масштабов и столь неотложных. Неожиданно быстрые победы государств Лиги принесли Австро-Венгрии клубок взаимосвязанных проблем. Во-первых, налицо был факт, что прежний политический курс Австрии на Балканах полностью разрушен. Дипломатическая аксиома политики Вены, заключающаяся в поддержке Турции в качестве ключевой руководящей силы в регионе в любой ситуации, стала неактуальна. Требовалась внезапная импровизация. Пришлось отказаться от попыток лета 1912 года «законсервировать статус-кво». Взамен появилась новая политическая программа, направленная на управление изменениями, происходящими на Балканах, с тем чтобы минимизировать ущерб австро-венгерским интересам. Территориальные приобретения Сербии были приемлемы, но они должны были сопровождаться гарантиями хорошего поведения Сербии в будущем, предпочтительно посредством какой-либо формы институционального экономического сотрудничества (теперь Вена была готова урегулировать этот вопрос на гораздо более благоприятных условиях, чем при старом таможенном союзе, и в Белград была отправлена миссия с предложением)[879]. С другой стороны, Сербии ни при каких обстоятельствах нельзя было позволить расширять свои границы до побережья Адриатического моря. Причина заключалась в том, что сербский порт со временем мог попасть под контроль иностранной державы (под которой подразумевалась Россия). Каким бы надуманным ни выглядело это опасение, ему придавала правдоподобие репутация Гартвига как яростного ненавистника Австрии, некоронованного «короля Белграда».
В соответствии со своей традиционной политикой Вена также настаивала, что Албания должна быть провозглашена независимым государством. Продвигаемая под лозунгом «Балканы для балканских народов», эта политика служила подкреплением для сопротивления сербским захватам на Адриатике, поскольку любой порт, который мог рассчитывать заполучить там Белград, неизбежно будет находиться посреди страны, населенной албанцами[880]. Обнародование этой политики вызвало волну возмущения со стороны просербских элементов внутри монархии – на заседании боснийского сейма в Сараеве в ноябре 1912 года сербские депутаты приняли резолюцию о том, что «жертвы и победы» Сербской армии «оправдывают „возвращение“ Албании в состав Сербии», и выражали горечь по поводу того факта, что Австро-Венгерская монархия продолжала оспаривать «автономные права» своих южных славян, защищая при этом «некультурных албанцев»[881]. Для европейских держав программа Берхтольда выглядела как вполне умеренный ответ на драматические изменения, происходящие на Балканах. Даже Сазонов в конце концов присоединился к консенсусу в пользу независимости Албании.
Непредсказуемой была Сербия. К концу октября 1912 года сербские войска уже продвигались к побережью, жестоко подавляя всякое сопротивление албанцев на своем пути. Ряд мелких провокаций еще больше осложнили отношения: сербы перехватывали австрийскую консульскую почту и нарушали работу других консульских служб, поступали также сообщения об арестах или похищениях консулов. Был ли, например, австро-венгерский консул в Митровице помещен сербской армией под четырехдневный домашний арест для его собственной защиты, как утверждали сербские власти, или же для того, «чтобы он не стал свидетелем „выселения“ местного албанского населения», как утверждал сам консул? В разгар этих событий министерство иностранных дел Австро-Венгрии предприняло еще одну попытку использовать новостной поток в свою пользу. Когда перестали поступать телеграфные сообщения от Оскара Прохазки, австро-венгерского консула в Призрене, в Вене начали распространяться слухи о том, что он был похищен и кастрирован сербскими солдатами. Министерство провело расследование и обнаружило, что, хотя он действительно был незаконно задержан (по сфабрикованным обвинениям в поощрении турецкого сопротивления), слухи о кастрации были ложными. Вместо того чтобы опровергнуть слухи, министерство позволило им продержаться неделю или две, чтобы извлечь максимум пропагандистского капитала из предполагаемого возмущения. Прохазка объявился несколько недель спустя с нетронутым мужским достоинством, но уловка дала обратный ожидаемому эффект, породив много негативных комментариев. Дело Прохазки оказалось тем мелким, но неумелым упражнением в манипулировании прессой, которое предоставило дополнительные аргументы для утверждений, что Австрия всегда ведет свою публичную политику с помощью поддельных документов и ложных обвинений[882].
Какое-то время казалось, что албанский вопрос может спровоцировать более широкий европейский конфликт. К середине ноября 1912 года черногорские и сербские войска заняли часть Северной Албании, включая Алессио (Лежа) и портовые города Сан-Джованни-ди-Медуа (Медва) и Дураццо (Дуррес). Большой отряд черногорских войск окружил город Скутари (Шкодер), где проживало 30 000 албанцев. Вторжение в него грозило стать faits accomplis[883], который полностью дискредитировал бы политику Вены. Берхтольд продолжал настаивать на создании независимой Албании и выводе оккупационных сил. Однако ни черногорцы, ни сербы не желали отказываться от захваченных албанских территорий. Вена была полна решимости, в случае крайней необходимости, силой выбить захватчиков. Но пробная мобилизация в России и увеличение численности российских войск в приграничных с Австро-Венгрией районах наводили на мысль, что Санкт-Петербург также может пойти на поддержку своих союзников военными средствами. 22 ноября король Черногории Никола I сообщил австрийскому посланнику в Цетине, что «если монархия попытается изгнать меня силой, я буду драться до последнего солдата и до последнего патрона»[884].
Албанский вопрос продолжал будоражить европейскую политику всю зиму и весну 1912–1913 годов. 17 декабря 1912 года этот вопрос был поднят на первом заседании конференции послов великих держав, созванной в Лондоне под председательством Эдварда Грея для решения вопросов, возникших в результате балканской войны. Послы согласились, что под совместными гарантиями держав должно быть создано нейтральное, автономное албанское государство. Сазонов – после некоторого колебания – принял необходимость автономии Албании. Но определение границ нового государства оказалось делом весьма нелегким. Русские требовали, чтобы города Призрен, Печ, Дибра, Джяковица и Скутари были переданы их сербо-черногорским союзникам, а Австрия настаивала, чтобы они были включены в состав новой Албании. Вена в конечном итоге успокоила Санкт-Петербург, одобрив уступку большинства спорных территорий вдоль албанской границы в пользу Сербии – это было политикой, изначально проводимой не Берхтольдом, а его послом в Лондоне графом Менсдорфом, который вместе со своим российским коллегой графом Бенкендорфом во время конференции проделали огромную работу по примирению противоположных сторон[885]. К марту 1913 года проблема албанско-сербской границы была – по крайней мере в теории – в значительной степени решена.
Однако ситуация оставалась напряженной, поскольку в Албании оставалось более 100 000 сербских солдат. Лишь 11 апреля правительство Белграда объявило о выводе войск из страны. Международное внимание сосредоточилось на черногорцах, которые все еще блокировали Скутари и отказывались снимать осаду. Король Никола заявил, что он, возможно, примет решение отвести войска, если великие державы предпримут прямое военное вторжение на черногорскую территорию и тем самым предоставят ему возможность для «почетного отступления» – предлагал ли он это всерьез или просто издевался над международным сообществом, понять было невозможно[886]. В ночь с 22 на 23 апреля комендант Скутари Эссад-паша Топтани, уроженец Албании, капитулировал и вывел свой гарнизон из города. Над городом и его крепостью были подняты черногорские флаги, в Черногории и Сербии началось всеобщее ликование. По словам голландского посланника в Белграде, весть о падении Скутари вызвала «неописуемую радость» в сербской столице. Город был завешен флагами, все работники получили выходной, а толпа гуляк из 20 000 человек аплодировала около российского посольства[887].
Когда дальнейшие совместные ноты Лондонской конференции с требованием вывода черногорских войск были проигнорированы, было решено, что на следующем заседании послов (намеченном на 5 мая) будет принято решение об общем ответе великих держав. Тем временем австрийцы начали готовиться к односторонним венным действиям против черногорских захватчиков, если дипломатические усилия потерпят неудачу. Неясно было, как на действия Австрии отреагируют русские. Однако к концу января 1913 года непрошеная активность
