Обратимся к мировой войне: действительно ли она являлась для Германии народной войной, действительно ли до конца все силы и средства всех классов немецкого народа напряглись на войну, и действительно ли Фош сломил всю силу немецкого сопротивления? Длительность первой части мировой войны и проявленное Германией упорство заставляет внимательнее остановиться на этом вопросе.

Гамбетте и его друзьям, вдохновлявшим сопротивление французского народа в 1870 г., правые вменяли в вину пораженческие тенденции в эпоху второй империи. Прежде, чем стать вождем народной войны, Гамбетта создал себе политическое имя борьбой в парламенте с отпуском средств на подготовку войны с Пруссией и сопротивлением росту императорской армии. Именно поверхностность воинственного одушевления французов в императорский период войны обусловила готовность к жертвам во второй. Именно слабость испанского правительства, которое сверг Наполеон I, обусловило силу сопротивления испанских крестьян. Такова диалектика истории: нужны пораженцы, чтобы было возможно сопротивление в новой фазе войны. Не были ли лучшими батальонами парижской коммуны те, которые доставляли всего больше хлопот Трошю при осаде Парижа немцами? Не развивалась ли в России гражданская война за счет сил и средств, сэкономленных в 1917 г. на июльском наступлении Керенского?

Мировая война поглотила много сил и средств германского народа. Можно утверждать, что если бы до конца за Людендорфом стояли бы все классы населения, если бы в Германии не существовало пораженческих течений, если бы наша февральская революция не отвлекла внимание немцев от боевого фронта и не заставила рейхстаг принять мирную резолюцию, если бы Октябрьская революция и пламенное ее выражение — речи Троцкого в Бресте не раздули искры бунта против старого государства, ведшего войну, то материала для второй части войны осталось бы немного.

Свидетельства и документы, исходящие как из революционного лагеря, так и от Людендорфа и его сподвижников дают на поставленные вопросы вполне согласованный ответ. Начиная с 1916 г., мировая война постепенно перестает быть делом германского народа в целом. В дальнейшем мы видим еще "кантовское" понимание долга на фронте, но народные массы все дальше и дальше уходят от войны: фронт Людендорфа, его мысли и заботы, его энергичная воля обращены не столько против Франции, сколько против отлива, который чувствовался в тылу. Тыл становился все враждебнее к фронту. Самые различные воздействия вели к тому, чтобы лишить войну народного характера и экономить силы для второй части: провокация 14 пунктов Вильсона, вакханалия спекуляции, голодная блокада Англии, веселье кронпринца на фронте, русская революция, пораженческая позиция независимых социал-демократов, брест-литовские переговоры. К осени 1918 г. улицы германских городов были полны мужчинами, фронт перестал получать подкрепления.

Также согласованно отвечают документы германской и французской стороны на вопрос о квалификации успехов Фоша в конце войны. Тогда как во Франции сопротивление во вторую половину 1870 г. приходилось организовывать исключительно из элементов, находившихся в оппозиции к первой, не участвовавшей в ней, новая Германия осталась наследницей кадров оттесненной, но не побежденной армии. Англичане, следуя в Бельгии за германскими войсками, удивлялись порядку отступления, организованности отпора арьергардов и целесообразной, систематизированной работе немцев по эвакуации и разрушению. Последнее большое сражение на французском фронте произошло 26 сентября — 5 октября. Вот в каком выговоре Петэну оценил Фош 4 октября французскую победу: “После 8 дней непрерывных боев, 4-я армия, конечно, достигла значительных результатов, которые, однако, несомненно, ниже тех успехов, которых надо было ожидать, имея в виду, что неприятель связан на всем фронте и ведет оборону некоторых участков против 4-й армии только истощенными и перепутанными частями, собранными наспех, и уже не располагает никакими заблаговременно возведенными укреплениями.

Вчерашний день, 3 октября, в особенности подчеркнул отсутствие управления в бою; он представлял картину недостаточного натиска, сражения, в котором не хватает цельности из-за отсутствия порыва и взаимодействия различных армейских корпусов; поэтому нельзя было и использовать достаточных результатов”.

“Отмечаются корпуса, не проявляющие деятельности, корпуса не маневрирующие, — тогда как другие изматывают все свои силы для успехов, остающихся неиспользованными”.

Я довольно начитан в военной истории, но такого тона в обращениях полководца к своему ответственнейшему помощнику после действительной победы встречать не приходилось. Бесстрастные цифры убитых свидетельствуют, что осенью 1918 г. французская пехота отказывалась от достижения поставленных ей задач при проценте потерь впятеро меньшем, чем в эпоху сражения на Марне. Несмотря на явный развал германского фронта, несмотря на ясно обозначившуюся победу, французы были способны только на вялые атаки и нигде не смогли прорвать германского фронта.

В моральной обстановке второй части войны вероятно еще большее понижение способности к жертвам и напору.

***

Зачем же немцы подписали версальский мир? Не логичнее ли было продолжать сопротивление, не складывая оружия?

В 1807 г. прусаки подписали Тильзитский мир, а в 1813 г. начали народную войну против наполеоновской оккупации. 6-летний промежуток оказался разделяющим первую часть войны от второй. Документы ясно свидетельствуют, что вождям Германии не требовалось вовсе 6 лет для того, чтобы придти к мысли о народной войне — подпольная работа началась на другой день после заключения мира. Конечно, в 1813 г. политическая и военная обстановка сложилась особенно выгодно, но очень удачный момент был и раньше — в 1809 г., когда борьба с Австрией и Испанией поглощала все силы Наполеона. Ответ лежит не в плоскости более или менее удачной внешней конъюнктуры, а в отсутствии предпосылок, необходимых для ведения второй части войны.

Скифский образ борьбы с вторжением заключался в выжигании самых убогих деревень, в которых наступающая армия могла бы получить малейшую зацепку. Жгут свое, чтобы не дать опорного пункта — крыши, продовольствия — неприятелю. Это начало скифской стратегии является руководящим и для обороны против политического наступления. Какие-то политические пожары должны предшествовать началу вооруженной борьбы, чтобы лишить неприятеля политических точек опоры. Не был ли таким политическим пожаром удачный жест царского правительства в мировую войну — манифест нашей ставки об автономии Польши? Если в дальнейшем течении войны все попытки германских и австрийских генералов использовать польскую кровь для борьбы против Антанты потерпели полную неудачу, то, в некоторой степени, не падает ли заслуга в этом на политическое ауто-да-фе старых русских домогательств