сформировать достаточной для этого вооруженной силы, ни осуществить с наполеоновской энергией план Шлиффена. В течение войны она не сумела вернуться к нему до 1918 года. Фалькенгайн переходил к стратегии измора, Людендорф еще в 1918 году носился с идеей сокрушения не стоявшей ему на пути России.

Змеиная мудрость французской стратегии и Англии, “мыслящей материками”, при русской доверчивости, позволяли Франции и Англии выйти победителями. Но Версальский мир — только момент длительного исторического процесса [...]

Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. Седьмое издание. Первый и второй выпуски 46-го тома. Четырехлетняя война 1914-1918 гг. А. Свечин. Общий обзор сухопутных операций. С. 3-15; 136-139.

Мировая война

Красная армия должна быть моложе ее вероятных противников и ориентироваться преимущественно на более ранние моменты мировой войны, чем они…

12 лет прошло с начала мировой войны, и нет еще полных 8 лет с момента ее прекращения. Историческая перспектива еще недостаточна, чтобы правильно разобраться в ее сложных явлениях и дать им верную расценку; между тем, наше внимание к ней значительно ослабело; мы удовлетворяемся первоначальными набросками, мемуарной литературой, мы не извлекаем для подготовки Красной армии всех тех драгоценных данных, которые заключаются в опыте этой отошедшей в прошлое войны.

Петровская регулярная армия сложилась в Великой Северной войне и, после двухсотлетнего существования, скончалась в мировой войне. Какая огромная разница между этими двумя эпохами. При Петре Великом Европа раздиралась одновременно между двумя огромными войнами: центр и запад Европы полтора десятка лет сражался за “испанское наследство”; Англия, Голландия, Австрия, Пруссия стремились уничтожить могущество Франции — Людовика XIV; восток Европы — Россия, Польша, Дания — два десятка лет сражался против Швеции — Карла XII и отчасти против Турции. Французские армии достигали Баварии, а шведская — Саксонии; театры военных действий на востоке и западе Европы почти соприкасались — и все же это были две отдельные европейские войны. Мыслимо ли это в XX веке, когда империалистическая политика так тесно спутала в один клубок интересы всех государств земного шара? Конечно же, нет: мировая война должна была быть единой и втягивать в свой водоворот все большее количество государств.

Петровская армия сложилась в великой Северной войне; Нарвский разгром, спешное бегство из-под Гродно являлись только этапами роста ее мощи. И та же армия развалилась в мировой войне. Как не вовремя говорили плац-парадные строевики XVIII столетия о том, что война портит войска, подрывая в них уважение к мелким требованиям порядка и строя. Насколько справедливее было бы повторить это замечание в нашу эпоху, когда потери, наносимые усовершенствованными средствами истребления, настолько повысились, что хорошо подготовленные кадры мирного времени быстро тают и замещаются наскоро подготовленным вооруженным народом.

Тактика в период мировой войны эволюционировала чрезвычайно быстро. Мне, однако, представляется, что было бы большой ошибкой смотреть на линию ее развития как на одно непрерывное движение к совершенству. Войска, разумеется, приспособлялись к новому оружию — к массовому автоматическому огню пулеметов, к возросшему до миллионов количеству артиллерийских снарядов, к газам, к танкам, к позиционным методам борьбы.

Но они одновременно приспособились и к более слабому обучению и, в особенности, более слабому военному воспитанию вновь призванных масс, вливавшихся во все армии; войска приспособились к оперативному равновесию, водворившемуся на главных фронтах, к возможности одержать только скромные, ограниченные успехи, к неизбежности топтания на одном месте. Тактика приспособилась к гибели миллионов отважных, дисциплинированных бойцов; раны на телах других представителей поколения мировой войны напоминали об осторожности; сорокалетние вновь призванные бойцы, порой тщедушные, корявые, одержимые многими болезнями, которых нормальные приемочные комиссии по воинской повинности забраковали бы без разговоров, — требовали от тактики конца мировой войны, чтобы она учла оставленные ими на родине семьи, учла бы их физическую слабость, отсутствие задора, их большую склонность выполнять очень сложные подготовительные работы и их таланты — срывать только вполне спелые плоды.

Уставы и организация всех современных европейских армий представляют вариации к тактике конца мировой войны. Таким образом, вопрос о том, хороши или плохи были организация и тактика армий конца мировой войны, имеет далеко не только академический интерес.

Одна ли только русская армия была близка к развалу в конце мировой войны? Конечно, нет: германская армия, после колоссальных усилий, также закончила свое существование катастрофой; французская армия держалась почти чудом и развивала лишь все более слабеющий натиск; английская армия с конца 1917 г. также шла уже под уклон. Решение мировой войне дала американская армия. Важнейшее значение имел не миллион новых бойцов, а их свежесть; американские дивизии, спешно вступившие в бой, не успели, к счастью Антанты, изучить все хитрости французской тактики. Американцы в 1918 году во многих отношениях дрались так, как другие дрались в первый год мировой войны. Людендорф относился с пренебрежением к отсталым методам американской тактики, к их слишком густому наступлению, к отсутствию у них четырехлетнего боевого стажа; однако осенью 1918 года успехи американцев были существеннее, чем успехи многоопытных французов.

А попытки интервенции армий Антанты в 1918 и 1919 годах, закончившиеся тем, что Красная армия использовала для себя их богатые склады обмундирования, вооружения и прочего, не говорят ли они о том же — что современная четырехлетняя война является такой школой, которая не столько развивает, как обескровливает ученика.

Экономический развал, оскудение у победителя — Франции — очевидны для всех. Но в военном отношении Франция для очень многих еще представляется идеальным образцом. Военные авторитеты, после капитуляции Германии, переместились на жительство по ту сторону Рейна. Польша, Чехо-Словакия, Юго-Славия непосредственно вскармливаются французской военной мыслью; уставы десятков других государств щедро делают у нее заимствования. Парижские моды расширили свое содержание, и французский военный журнал стал модным военным журналом.

Легок путь подражания, но часто он приводит к крупным разочарованиям. Будущая война не явится продолжением мировой войны. Она будет иметь свое начало, она будет вестись другим поколением, за другие лозунги, во имя интересов, отличных от того национального шовинизма, который с такой яркостью запечатлелся в мировой войне. Между тем, многие армии готовятся так, как будто будущая война начинается с