Увы, бесстрастная рожа господина не дрогнула, а сам Кифен не растаял от упоминания Маниэр.

— Как бы я ее ни любил, но пока я не соберу выкуп, я ей никто, у нее есть законный жених. — с приевшимся серым сожалением проговорил Степан, опустив глаза вниз, на заснеженную траву.

— В вас совсем нет страсти и жадности. — укорил его полукровка. Веце, как натуре пылкой, казалось, что хозяин и вовсе забыл свои чувства к Маниэр и теперь лишь вспоминал о ней по привычке.

Полукровка, начитавшись в свое время романов, видел любовь совсем другой — чтоб много страданий, страсти, флирта, всяких приключений и романтики. Но едва ли можно было сказать, что между господином и Маниэр искрился воздух — оба вампира держали расстояние и не позволяли себе ничего лишнего.

Нет, что Маниэр может быть весьма отчаянной, полукровка знал, но господин был как-то уж слишком спокоен для безумно влюблённого.

— Потому что ни моя жадность, ни моя страсть не дадут ей свободы и безопасности. — со страной печалью ответил вампир, — Я желаю, чтобы она выбрала меня сама, когда станет свободной. — Веце закатил глаза.

Полукровка рос сиротой и не видел, какой должна быть семья, Степан рос без отца и знал, какой она не должна быть. И хотел сделать все правильно — чтобы потом ни ему, ни Маниэр не о чем было жалеть.

— Вы несете какую-то чушь. — шикнул полукровка, не желая вникать в возвышенные чувства и что-то отличное от земных материальных ценностней, — Иногда мне кажется, что вы совсем ее не любите.

— Странно, что ты вообще думаешь об этом. Любовь у всех разная, Веце. Моя — такая.

— У всех любовь одинаковая. — уверенно возразил полукровка.

Степан слегка улыбнулся, он не умел показывать чувства красиво, не получалось у него, но знал, что если им с Маниэр все же посчастливиться быть вместе, то он сделает все, чтоб она стала самой счастливой девушкой на свете.

Но прежде всего вампир хотел иметь твердую уверенность, что Вальдернеские не отнимут ее у него. Ему, попаданцу-преступнику без власти и титула, и стоять рядом с клановой вампиршей нельзя, какое уж там «вместе»?

И даже если Маниэр бросалась в этот омут любви бездумно, он надеялся, что ему и дальше будет хватать сил и мужества остановить ее в нужный момент, потому что видеть ее слезы и знать, что с ней сделает клан за связь с ним — невыносимо.

Степан готов, что она возненавидит его, но пусть уж лучше страдает и мучится он, чем она.

Только вот почему-то больно было им обоим.

— Со временем ты поймешь, что я имел в виду. — сказал Степан, открыв портал.

Веце насупился, со временем или нет, но признавать правоту хозяина он не хотел. И тихо радовался, что он, в отличие от господина, нормальный, и убиваться так из-за запретной любви ему не приходится.

Глава 26

Для тех, кто слишком дерзкий

Веце взъерошил свои короткие волосы, с тяжелым вздохом глядя на маленький городок, который отстроил для себя клан самых красивых вампиров — Сэндриад. Им завидовали многие, и виной тому были их глаза — не алые, как у остальных кланов, и не желтые, как у смесков или Шальканских, а фиолетовые.

Невероятно фиолетовые глаза, настолько насыщенного и глубокого цвета, что аж зависть пробирала красноглазую часть вампиров.

И Степан, впервые встретив членов клана Сэндриад, тоже проникся этой детской завистью — с такими глазами и за вампира никто не примет, главное слишком широко не улыбаться, чтоб клыки не видно было.

Веце, к удивлению попаданца, никак этот клан не обругал и не обозвал — наверно потому что считал, что невероятно хорош собой и даже Сэндриад ему неровня. И вообще, его желто-зеленые глаза куда лучше, чем эти, фиолетовые.

Ещё одной особенностью этого клана являлись волосы. Если практически у всех вампиров они были черными, то в этом клане встречались и белоснежные, совсем как у Веце.

Степан косо глянул на полукровку. А не из Сэндриад ли родом его предки?

— О чем бы вы ни подумали, — вкрадчиво известил Веце, — я, как и вы, не имею об этом ни малейшего понятия. До того как я попал к Вальдернеским, меня растили такие же сироты, как я сам, и о корнях своих я могу только догадываться. — и расстроено пожал плечами, мол, разве ж могло оно быть у полукровки с улицы иначе.

— Но неужели тебе никогда не хотелось узнать, кто ты? — в родном мире попаданца существовал ДНК-тест, определяющий этническое происхождение. В этом наверняка должно быть что-то похожее.

— Хотелось. Но какая разница, если это невозможно? Я знаю, что есть заклинание на определение родства, но оно подходит только для детей и их родителей. А я своих и не видел-то никогда. Не могу же я к каждому встречному с заклинанием подходить, типа, здравствуйте, можно я проверю, вдруг вы моя мама или мой папа? — и в этих слова проскользнула какая-то беспомощная растерянность, словно Веце был маленьким мальчиком и еще ждал, верил в чудо. А оно не происходило.

Они неторопливо дошли до городка, остановившись у первых домов. Разговор явно зашел не туда, и Степан не знал, стоит ли сказать подбадривающее, мол, можешь звать отцом меня.

Ладно, это глупо, отцом он для Веце все равно стать не сможет — из отношения застряли где-то на недодружбе, работе и старший-младший брат. В общем, все сложно.

— Думаю, ты бы смог создать нужное заклинание сам. — задумчиво сказал попаданец, — Но тут ты прав. Не стоит искать тех, кто однажды уже бросил тебя. Если нас бросают, значит мы им не нужны. И хотя хочется встретиться снова, каждый раз говоришь себе — Степан, имей хоть каплю самоуважения, тот человек оставил тебя осознанно, не по каким-то там обстоятельствам, а потому что захотел. И столько лет ни разу не навещал тоже намеренно, что даст встреча, которой хотел только я один? И потом сидишь и думаешь, а хотел ли? Зачем мне это, если я был так обижен, так зол на отца? На что там вообще надеяться, если