прочно укоренилась вздорная мысль, что Правительство ищет путей к заключению сепаратного мира с Германией и что вдохновительницей и руководительницей этого дела является «немка» на престоле. Исследовательские перья всегда стараются нащупать данные, которые могли бы подтвердить легенду, рожденную психологией современников.

Не принадлежащий к школе «марксистов» специалист в области истории международного права Шацкий склонен увидать признак колебания Николая II в его отношении к записки о мире, которая была ему представлена в марте членом Гос. Совета, бывшим послом в Вашингтоне, бар. Розеном. История записки, по словам самого Розена, такова. Ему пришлось как-то в клубе говорить с Фредериксом на тему о необходимости искать выхода из войны во избежание катастрофы. Человек консервативный, считавший вообще союз России с Англией и Францией фатальной ошибкой, относившийся весьма скептически к увлечениям национальной политики константинопольским миражем и преувеличивавший, возможно, мощь Германии, Розен приходил к заключению, что «бессмысленная бойня» ни к чему, кроме крушения Европы, привести не может230. Министр Двора просил его написать на эту тему краткую записку для передачи Императору. Задание было выполнено, и Фредерикс телеграфировал Розену, что Царь выразил одобрение идеям, изложенным в записке, и просил Розена переговорить с Сазоновым. Концепция Розена по существу была далека от идеи сепаратного мира – она ставила вопрос шире и глубже. Как много раз мы уже видели, позиция Розена была чужда Николаю II, и поэтому нет оснований утверждать, как это делает Шацкий, что лишь «нерешительность характера Государя заставила его отослать бар. Розена к Сазанову». Одобрение само по себе ничего не доказывает – с одной стороны, это было в характере Николая II, с другой – «одобрение», переданное через вторые руки, могло иметь вид формальной отговорки. Сазонов не согласился, конечно, с запиской Розена. Тем дело и кончилось, и у Штюрмера не было никаких фактических данных для утверждения, что Сазонову в «тот момент» удалось переубедить Царя.

Если «записка» Розена в тот момент не вышла за пределы очень узкого круга людей, то еще раньше в марте с кафедры Гос. Думы деп. Савенко была оглашена резолюция группы «правых», выработанная на совещании в редакции газеты «Голос Руси», которая издавалась фракцией националистов, говорившая о желательности приблизиться к окончанию войны: «Мы долго обсуждали… вопрос о разумности продолжения войны и не можем со спокойной совестью сказать, что народ хочет дальнейшей борьбы. Страна далека от мысли покорного согласия к выполнению немецких требований, но она не отвергает возможности полюбовно прийти к соглашению, если таковое необходимо… Мы знаем…, что враг утомлен, ослаблен, как манны небесной, хочет примирения с сильнейшим противником своим. Нам известны также и предложения, сделанные им; они свидетельствуют об истощении немецкой империи. Когда судьба родины зависит от силы меча, то только разумом, а не сердцем можно решать вопросы государственной важности, каким является вопрос о заключении мира. Если нет неоспоримых доказательств в близкой исчерпывающей победе, то долг государственных людей не подвергать дальнейшему испытанию народное терпение, ибо оно слишком напряжено».

У нас опять нет данных, которые указывали бы на то, что подобные резолюции «правых» (разумные в основе) находили какие-либо конкретные отклики в правительственных сферах, а тем более у самих носителей верховной власти. Мы увидим ниже, что А. Ф. скорее «раздражали», по ее собственным словам, преждевременные и «самоуверенные» заявления о скором окончании войны, какие ей приходилось слышать от окружающих. Но немцам могло казаться, что «русское правительство настроено в пользу мира» – ведь это было убеждение многих русских, и не только в безответственных обывательских кругах: в одном из докладов Охр. отделения конца февраля на основании их же агентурных сведений сообщалось, например, что лидер думской оппозиции еще раз в своей фракции убеждал партийных единомышленников «не поддаваться провокации правительства, которое, стремясь к сепаратному миру с Германией, желает вызвать осложнения в стране».

Вероятно, под влиянием этих русских настроений и была сделана новая попытка прощупать почву в том же Стокгольме. В воспоминаниях известного депутата рейхстага Эрцбергера имеется указание на то, что в Стокгольме, в присутствии германского посла фон Луциуса, состоялась беседа знаменитого «короля металлургии» Стинеса с японским послом. Стинес старался убедить своего собеседника в необходимости для Японии, России и Германии обменяться в «конфиденциальном» порядке мнениями об условиях мира, для чего в Стокгольме должны были бы встретиться влиятельные представители упомянутых держав. Японский посол согласился довести до сведения токийского правительства о предположениях Стинеса. Упомянутая беседа нашла отклик и в «дневнике» русского министерства ин. д. – без упоминания, однако, имени Стинеса. Дело шло уже не о частной беседе, а об официальном предложении, сделанном в дипломатическом порядке. Под 23 февраля в «дневнике» значится: «Японский посол посетил С.Д. Сазонова и сообщил ему о состоявшемся обращении германского посла в Стокгольме к японскому посланнику г. Ушида с просьбой о содействии японского правительства к заключению мира между Германией, Россией и Японией. При этом бар. Мотоно передал памятную записку с подробным описанием двух свиданий г. Луциуса и г. Ушиды. Министр ин. д. уже раньше был осведомлен из весьма секретного источника об обращении г. Луциуса к японскому посланнику в Стокгольме. Те же сведения перед тем были сообщены ему и английским послом, который был весьма доверительно уведомлен об этом сэром Э. Греем. Выслушав японского посла, министр ответил ему, что был бы готов обсудить германские мирные предложения под условием, чтобы таковые были одновременно сделаны России, Франции, Англии и Японии. Обращение германского правительства к Италии не представляется необходимым, так как она не объявляла войны Германии, но, разумеется, союзники не скроют от нее германских предложений. 5 мая в министерстве ин. д. вновь появился японский посол, сообщивший, что Япония, уклоняясь от передачи предложения, касающегося отдельного мира, готова взять на себя роль передатчика всем союзникам предложения Германии. Не возражая на такое посредничество в “начальном фазисе переговоров”, представитель мин. ин. д. бар. Шиллинг “ограничился замечанием, что если бы даже немцы и откликнулись на сделанное японским посланником г-ну фон Луциусу заявление, то едва ли в настоящее время их мирные предложения оказались бы для нас приемлемы. Поэтому следует скорее предположить, что если немцы и выступят с подобными мирными предложениями, то лишь для того, чтобы потом постараться возложить на союзников перед нейтральными, и в особенности перед Америкой, ответственность за продолжение войны. Японский посол сказал, что и он придерживается этого мнения”».

Никаких явных последствий указанные шаги не имели. Запись мин. ин. д. определенно