приведшей Штюрмера к власти, подробно показывал в Чр. Сл. Ком. один из членов «распутинского кружка» Манасевич-Мануйлов, хваставшийся, что он, в сущности провел Штюрмера на пост премьера. Хвостов «толстый» так и говорил в Комиссию: «Штюрмер был назначен по требованию Манасевича-Мануйлова». Было бы несколько смехотворно вслед за опальным министром преувеличивать влияние этого авантюриста из птенцов «Нового Времени» (о нем нам придется еще сказать), выступившего в роли политического маклера. Посетив нового митрополита215 и заведя разговор на «общие политические темы», Манасевич узнал, что «идут поиски нового председателя Совета министров». Питирим был в «курсе» событий в силу близости к «Другу» и «сношений с Царским Селом». Митрополит имел большой «авторитет» у Императрицы, как «настоящий молитвенник», – показывал Манасевич, – но главное, «Григорий» был у него на «почетном месте», пользовался «замечательным уважением». Питирим «крайне отрицательно» относился к антидумской позиции Горемыкина, считая, что такая политика «приведет к печальному концу и может стоить трона». На вопрос: кто же намечается в заместители Горемыкина, присутствовавший при беседе митрополичий секретарь Осипенко, державший себя «как самый близкий человек», назвал фамилию Штюрмера, сославшись на «достоверные источники». Тогда митрополит поинтересовался узнать, «какого направления Штюрмер». Манасевич, б. чиновник департамента полиции, знавший его еще в бытность директором означенного Департамента, ответил, что это «человек – очень практический» и умеющий «лавировать», несмотря на свои «похождения реакционного характера». И вот митрополит поручил журналисту-охранщику выяснить современную фигуру кандидата на премьерский пост, указывая своему собеседнику, что известная группа воздействует в Царском Селе в смысле того, что надо «во что бы то ни стало… закрыть Гос. Думу, считая, что время такое, что… правильнее бы даже создать военную диктатуру…»

Побывал у Питирима и Штюрмер, произведший на митрополита «впечатление хорошее», только «его смущала очень его немецкая фамилия». После этого Питирим ездил в Ставку и представил докладную записку о необходимости существования Гос. Думы (следов этой записки в опубликованных материалах нет) и о назначении «практического» председателя Совета министров… Митрополит был в Ставке 12 января, т.е. через 3 дня после того, как Царь писал, что он желал бы, чтобы назначение Штюрмера, если оно состоится, «грянуло, как гром». В письме к жене Ник. Ал. отметил, что Питирим говорил «особенно о созыве Гос. Думы»: «Это меня удивляет, и я хотел бы знать, кто на него повлиял в этом отношении». О Штюрмере в письме ничего не сказано. Через несколько дней Питирим посетил и председателя Думы. Это было 14 января – говорит Родзянко. Митрополит приехал в сопровождении члена Думы свящ. Немерцалова, а Родзянко, как «более опытный политик», спрятал у себя правителя канцелярии Глинку, чтобы иметь своего свидетеля. В воспоминаниях Родзянко и его показаниях имеется существенное разноречие по поводу свидания. В показаниях Питирим говорит, что ездил в Ставку для того, чтобы «смягчить впечатление» от письма, которое Родзянко 11 декабря написал Горемыкину, настоятельно «требуя» от него покинуть пост. («Письмо это, – показывал Родзянко, – не предназначалось для печати», но оно «исчезло» со стола в его кабинете и «появилось во всей печати». Копию письма Родзянко передал Царю при докладе 27 декабря.) В воспоминаниях митрополит приезжает «выразить свой восторг» по поводу этого письма и «успокоительно» замечает, что дни Горемыкина сочтены: он «не долго останется, он слишком стар, вероятно, вместо него будет назначен Штюрмер». «Да, я слышал, – ответил Родзянко, – но вряд ли это изменит положение, к тому же немецкая фамилия в такие дни оскорбляет слух». – «Он переменит фамилию на Панина». – «Обман этот никого не удовлетворит. Вы знаете, владыко, есть хорошая пословица: жид крещеный, конь леченый». В показаниях Родзянко говорит, что он не знал о проекте отставки Горемыкина. Когда Питирим назвал имя Штюрмера, Немерцалов вскочил с кресла: «Как можно немца назначать?.. Невозможно! Штюрмер! Что же такое!» Питирим посмотрел на батюшку и сказал: «Священник Немерцалов, Штюрмер такой же русский человек, как и мы с вами». И митрополит категорически заявил, что Штюрмер будет назначен. «Очень жаль, – заметил Родзянко, – предстоит еще более упорная война со Штюрмером, чем с Горемыкиным. Штюрмер довольно решительный человек». Беседа перешла на злободневную тему о «старце», и председатель Думы требовал от митрополита, чтобы тот очистил свое имя от слухов, что он «ставленник Распутина», и очистил церковь от «хлыстовских влияний». Так попытка перекинуть мост между Думой и правительством не увенчалась успехом.

20 января, в период пребывания Николая II в Царском, Штюрмер был назначен премьером. Возвращаясь в Ставку, Царь с дороги писал 28-го: «Я на этот раз уезжаю гораздо спокойнее, потому что имею безграничное доверие к Штюрмеру», а А. Ф. ему отвечала: «Как я рада, что теперь у тебя есть Штюрмер, на которого можно положиться и о котором ты знаешь, что он постарается не допустить разброда среди министров»216. «Наш Друг… спокоен за все, только озабочен назначением Иванова, находит, что его присутствие в Думе могло бы быть очень полезно». Речь шла об одном из кандидатов в военные министры на место Поливанова – это была бы «превосходная замена и доброе начало для 1916 г.» – А. Ф. не сомневалась, что «сердце всей Думы устремилось бы к «Дедушке»217.

Назначение Штюрмера, – вспоминает Родзянко, – «привело всех в негодование: те, которые его знали по прежней деятельности, не уважали его, а в широких кругах, в связи со слухами о сепаратном мире, его фамилия произвела неприятное впечатление: поняли, что это снова влияние Императрицы и Распутина и что это сделано умышленно наперекор общественному мнению». Бывший мин. нар. просв. гр. Игнатьев, который всегда пользовался доверием Царя, в показаниях Чр. Сл. Ком. заявлял, что Штюрмер представлялся верховной власти именно лицом, удовлетворявшим требованиям сожительства с общественностью. Игнатьев вспоминал, что при докладе 2 декабря он говорил Николаю II «о необходимости такого председателя, который бы что-нибудь сделал для связи с законодательными палатами; без этого выхода нет. Гос. Дума есть минимум общественности и последняя зацепка для бюрократической власти – мне сказали, что это совершенно верно, что такие задания даны, и вы скоро увидите». Назначение Штюрмера для Игнатьева явилось «совершенно неожиданным». Он отправился к новому премьеру и объявил ему, что не видит «возможности» совместной работы: «мотивы такие: мои старые коньки – общественность» и т.д. Штюрмер ответил: «это – моя задача».

Столь же «ошеломляющее» впечатление назначение Штюрмера произвело и на другого либерального министра, старого земского деятеля, члена Гос. Совета по выборам, занявшего пост министра земледелия в горемыкинском кабинете по личному настоянию Царя.