Шрифт:
Закладка:
Поэтому лидер думских правых, пробираясь к власти и подкапываясь под авторитет престарелого премьера, строит свою политическую игру в предварительных закулисных интригах на признании Думы и на необходимости выработать известный modus vivendi для сожительства правительства и народного представительства, к чему не был способен упрямый и недостаточно гибкий Горемыкин. В заседании Чр. Сл. Ком. Хвостов пытался внушить Комиссии убеждение, что он старался занять пост премьера для проведения в противоположность Горемыкину207 политики, которая опиралась бы на Думу – одним словом, вести дело «по методу европейскому – не палками вгонять людей в то или иное настроение и в поддержку правительства, а привлекать их известными культурными способами». Трудно предусмотреть, в какие формы вылились бы попытки перейти от «канцелярских разглагольствований» на «путь действия» у человека «без задерживающих центров», которому была свойственна политика своего рода авантюр, если бы он реально принял на себя бразды правления. Но тактика прохождения им пути, открывавшего доступ к цели, была иная, чем у тех, кто говорил о «пропавшей грамоте». Этим объясняются его относительно либеральные «разглагольствования», приведшие к тому, что часть даже прогрессивной или считавшейся таковой печати (напр. «Бирж. Вед.») приветствовала его назначение управляющим министерством вн. д. – впервые из состава Думы208.
Хвостовские авансы несомненно оказывали известное влияние на «выжидательную тактику» в кругах, которые группировались вокруг думского прогрессивного блока.
* * *В своих показаниях Белецкий весьма подробно повествовал о том, как они (т.е. триумвират) приступили к осуществлению «нашего плана действий»: как Хвостов, которому принадлежала «центральная роль», старался всячески заручиться «расположением» Родзянко (вплоть до выхлопатывания ему «вне права» ордена Станислава I степени) и смягчить к себе «недоверчивое отношение в думских кругах», используя в этих целях отчасти влияние и связи оставшегося тов. министра Волконского и пытаясь сблизиться с некоторыми из влиятельных «националистов и октябристов»; как Белецкий заручился «благожелательным» отношением и обещанием «помогать» со стороны своего «хорошего знакомого» тов. председателя Думы Протопопова, с другой стороны, обеспечивая Хвостову хорошее отношение к нему со стороны влиятельных монархических кругов. Хвостов вошел в «кружок Штюрмера, находившегося в полном согласии с Горемыкиным и придворными кругами». Белецкий обрабатывал одновременно «старца» и «Аню», через них подготовляя «почву для осуществления нашей программы о Гос. Думе». Триумвират попытался сблизить Распутина с некоторыми членами Думы из оппозиции – для этого было устроено несколько свиданий Распутина с депутатом Карауловым в интимной обстановке уютного обеда и т.д. Тогда же состоялось «тайное совещание» у тов. пред. Думы Варун-Секрета, на которое были позваны Милюков, Хвостов, Волконский и на котором обсуждался вопрос о созыве Думы, поставленный в зависимость: будет ли запрос о «Григории» или нет. Милюков ответил, что он не интересуется придворными сплетнями и будет говорить о том, что нужно делать для пользы России, и что «вместо таких переговоров, которые ничего гарантировать не могут, нужно прежде всего определить свое отношение к прогрессивному блоку и его программе209.
Царская переписка не дает нам, конечно, достаточно материала для распутывания этого сложного узла закулисных влияний, но она довольно отчетливо представляет, как в сознании верховной власти зреет мысль о необходимости расстаться с Горемыкиным: «милый старик слишком дряхл» – постепенно начинала признавать А. Ф.210. Хвостов в своей интриге не предусмотрел возможных влияний, шедших помимо триумвирата, недоверия, которое он возбуждал у многих знавших его, а главное, что в представлении «Царского» он считался еще слишком молодым, чтобы занимать такой ответственный пост, как пост председателя Совета министров. Назначен был заместителем Горемыкина Штюрмер, а не Хвостов, как он ожидал. Мне кажется, что не исключается возможность, что полученный «шах» заставил Хвостова изменить тактику, и в его скоропалительном уме могло созреть быстрое решение насильственным путем устранить Распутина и тем самым скомпрометировать Штюрмера. Этот «курьезный человек», как охарактеризовал своего шефа Комиссаров, не способен был к конспирации и слишком много предварительно болтал о том, что намеревается сделать. Более тонкий сыскных дел мастер Белецкий должен был испугаться авантюр своего соратника (он стал называть его «дегенератом») и легко его предал. Очень сомнительно, чтобы у Хвостова, как он показывал в Чр. Сл. Ком., с самого начала была цель – подойти к Распутину, выяснить его слабые стороны и с ним скорее «покончить». С большой относительностью можно было бы повторить слова Родзянко, что Хвостов «сломил себе шею на борьбе с распутинским кружком».
2. Назначение Штюрмера
Назревало решение о замене Горемыкина Штюрмером медленно. Еще за 21/2 месяца до назначения Штюрмера в переписке поднимается вопрос о замене «милого старика», неспособного держать в руках расползающийся во все стороны Совет министров, и наладить отношения с Думой. Первым кандидатом в заместители Горемыкина явился старший Хвостов. (Знаменательно, что имя Хвостова наряду с именем Кривошеина называлось в качестве премьера в примирительном кабинете и в прогрессивном блоке теми же «маклерами»). «Наш Друг, – писала А. Ф. 10 ноября, – велел мне ждать со стариком, пока он не увидит дяди Хвостова во вторник – какое впечатление тот на него произведет. Ему очень жалко милого старика – говорит, что он такой праведник, но Он боится, что Дума его ошикает, и тогда ты будешь в ужасном положении»211. На другой день: «В городе опять ужасно ворчат на милого старого Горемыкина. Прямо отчаяние. Завтра Гр. повидает старого Хвостова, а затем вечером я Его увижу. Он хочет рассказать мне о своем впечатлении – будет ли он достойным преемником Горемыкина… Он будет у старого Хвостова в министерстве в качестве просителя». Судя по показаниям самого Хвостова, Распутин был принят им формально на обычном приеме просителей. Когда «старец» попытался начать говорить на тему об общем положении дел, министр сказал, что он «не призван рассуждать с ним на такие
