как стремление «умалить власть Государя», он замечает: «Об этом очень открыто говорят почти все». Игнатьев июньские перемены в правительстве приписывал в Чр. Сл. Ком. исключительно влиянию Кривошеина. Роль Кривошеина в июле 1915 г. отмечают и воспоминания Поливанова195. Милюков шел еще дальше и склонен был считать, что даже мысль об образовании прогрессивного блока в Думе исходила из министерских кругов: «Кривошеин все время был начеку («смена министров была победой его над Горемыкиным») и думал, что все же настанет его время, когда он будет премьером, и считал необходимым опираться на большинство в палатах». Городские «сплетни» о премьерстве Кривошеина отметила А. Ф. еще в одном из июльских писем. В августовские дни имя Кривошеина на ролях премьера муссировалось еще больше: оно было названо, по словам Милюкова, даже в первом заседании прогрессивного блока теми, кто «маклерствовал за него». О Кривошеине много говорили и в московских собраниях земских и городских деятелей. В донесении московского градоначальника 6 сентября упоминались распространявшиеся в кулуарах «петербургские слухи», что министры Щербатов, Сазонов и Поливанов, резко настроенные против Горемыкина, «в частных беседах с депутатами из состава прогрессивного блока давали понять, что они всеми силами будут содействовать удалению настоящего председателя совета министров и проведению наиболее приемлемых пунктов программы блока». Эти слухи – доносил градоначальник – и дали «перевес тактике более умеренной группы кадет в смысле продолжения выжидательной позиции и уклонения от каких-либо резких выступлений до выяснения… вопроса о том, останется ли у власти статс-секретарь Горемыкин и возможности совместно работать с правительством». «Единственным преемником» Горемыкина из бюрократической среды считается «ст. секр. Кривошеин; никакая другая кандидатура на этот пост из бюрократии неприемлема».

И Царь и Царица отметили исключительную нервность и возбужденность Кривошеина в это время. Одним словом, Кривошеин – «без пяти минут премьер» – стоит как бы в центре ожиданий тех дней196, и, естественно, он должен был уйти, когда выяснилось, что все остается на той же «золотой середине»; он «слишком много видается с Гучковым», – писала А. Ф. 18 сентября, ссылаясь на беседу все с тем же Алексеем Хвостовым. Кривошеин занимает, однако, очень ограниченное место в царской переписке, и вопрос об его удалении прямо ставится только один раз – в письме 11 сент., где А. Ф. просит Царя записать на «клочке бумаги» то, о чем ему надо переговорить с Горемыкиным: Самарин, Щербатов, Сазонов, Кривошеин. Фактически Кривошеин сам подал в отставку, сделав соответствующее логическое заключение из сложившейся обстановки.

* * *

Переписка со стороны А. Ф. полна поисков кандидатов для замещения двух министров – Щербатова и Самарина. «У меня голова болит от охоты за людьми», – признает она 12 сентября. В результате всей этой «охоты» на сцене появилась красочная фигура министра, причинившего трагикомическими перипетиями своей деятельности много неприятных переживаний царственной чете – то был министр вн. д. Алексей Николаевич Хвостов197. История прохождения Хвостова в министры по методам воздействия на верховную власть и, в частности, на А. Ф. чрезвычайно характерна – использованы были все закулисные влияния через Вырубову и Распутина. Нас в этой игре, не слишком тонкой по своей наивности и грубой элементарности, могли бы заинтересовать черты, которые должны были бы свидетельствовать о подготовке осуществления плана «черного блока», выдвинувшего на ответственный пост своего человека в целях приведения России к сепаратному миру с Германией.

Найдем ли мы, однако, такие черты? Для нас ускользает момент, когда и кем было названо впервые имя Хвостова в качестве заместителя Щербатова… Как мы видели, в письме А. Ф. 22 авг., в день отъезда Царя в Ставку, Хвостов фигурирует уже в качестве такого кандидата, причем сама корреспондентка не делает нового кандидата своим особым протеже. В первых обличительных показаниях перед Чр. Сл. Ком. Хвостов, с относительной откровенностью передававший факты, которыми интересовалась Комиссия, утверждал, что о нем, как он «слышал» от «нескольких иностранцев» и как ему передавала «одна старая дама великосветского кружка», «говорили у английского посла». И тогда Царь в дни недовольства вспомнил, что Хвостов был давний кандидат на пост министра вн. д. – еще при жизни Столыпина. Тогда к нему относился «в высшей степени благосклонно» сам Император – близкие люди и причастные к иностранным посольствам говорили Хвостову, что о нем «постоянно ведется разговор на охоте». За неделю до убийства Столыпина в Нижний Новгород, где губернаторствовал Хвостов, приезжал «от… Государя» Распутин, чтобы «посмотреть… душу» Хвостова и предложить ему новый ответственный пост. Хвостов, не придавая серьезного значения этому разговору, поговорил с ним привычным «шутовским образом». Когда через месяц Хвостов попал в Петербург, то был принят Царем «в высшей степени неприязненно», что после предшествовавших приемов Хвостову показалось «не особенно приятно». Это послужило основанием для его ухода «из губернии» – он попал в Государственную Думу от Орловской губ. Темна история, но, несомненно, мысль о назначении Хв. министром вн. д. после Столыпина была. Об этом факте, правда, с чужих слов, говорит и Витте в воспоминаниях, причем, по его словам, уговорил не вводить в правительство «одного из самых больших безобразников» Коковцев, считавший, что назначить Хвостова министром равносильно «броситься… в обрыв». Хвостов имел придворные связи – между прочим, его свояком был близкий одно время Царю флигель-адъютант ф. Дрептельп, с которым Хвостов разошелся на почве прохождения своего министерского стажа через Распутина.

Имя Хвостова, шумевшего в Думе своими выступлениями против немецкого шпионажа и немецкого засилья, могло быть впервые подсказано и не из распутинских сфер. Напомним, что в поисках путей проникновения к власти предприимчивый Хвостов несколько неожиданно стал в августовские дни появляться даже на завтраках Кривошеина и был введен тогда либеральным Григоровичем в число желательных кандидатов на занятие министерского поста в «деловом» кабинете. Итак, дело было на мази – Хвостов был вызван к Царю поговорить о «текущих делах», но Императрица не давала «своего согласия» ввиду того, что он в свое время «проштрафился» против Распутина. Царь отправил Хвостова к Царице. И после беседы с ней, во время которой А. Ф. подчеркнула, что Хв. «очень хвалит Государь», было получено ее согласие при условии, что Хв. в товарищи себе по заведованию полицией, в целях охраны царской семьи и Распутина, возьмет опытного Белецкого. Как удалось впоследствии Хвостову выяснить, «некоторое участие» принимал известный в петербургских салонах своими политическими интригами кн. Андронников, проникший в интимную обстановку к Вырубовой. Цель Андронникова – показывал Хвостов – была та,