type="note">185. То, что Шаховской подписал августовское письмо и был одним из наиболее определенных противников принятия Царем верховного командования, ничем не отразилось на отношении к нему А. Ф.: «Он действительно хороший честный человек, – писала она позже, – благородный человек, всецело наш», хотя правый Шаховской, как свидетельствуют ранние записи Яхонтова, по многим вопросам всегда голосовал с прогрессивным крылом Совета министров. К этим двум следует добавить морского министра Григоровича, не подписавшего коллективного письма, равно как и Поливанов, но решительного противника принятия Царем верховного командования – он также до революции сохранил свой пост, и А. Ф. находила его на этом посту «великолепным». Четвертый, «самый либеральный» из министров, Харитонов, сам подал в отставку в январе 1916 г. вследствие «ухудшения здоровья». Это не было внешним предлогом, так как в том же году Харитонов скончался (заместителем был назначен им же рекомендованный кандидат либерального образа мыслей Покровский). Игнатьева, несмотря на его прочную репутацию, как сторонника «общественности» («очень левый», «либерал» – по характеристике А. Ф.), с величайшей неохотой отпустили – и это было уже в конце декабря следующего года. По словам Игнатьева, Царь три раза лично просил его не покидать министерство во имя любви к России: «Из окопов не бегут», – сказал Государь министру, настаивавшему на своей отставке. Остается, таким образом, четверо из восьми или пятеро из десяти, если считать и тех, кто только формально не подписался186. Двое из них, Сазонов и Поливанов, получили отставку в следующем году – один через 11 месяцев, другой через 7. Было бы слишком искусственно поставить их отход от власти в непосредственную связь с августовским письмом. События текли своим чередом и ставили новые вопросы, создавали новые затруднения и осложнения.

На причинах ухода Сазонова нам придется остановиться особо – к августовским делам этот уход отношения не имел. Также было и с Поливановым, хотя тогдашнее «общественное мнение», как видно хотя бы из воспоминаний Родзянко, отставку военного министра приписало тому, что «враг забирается все глубже и глубже и бьет по тем людям, которые вредны немцам и полезны России»; незадолго перед своей отставкой Поливанов, по словам Родзянко, говорил: «Теперь мне совершенно ясно, как можно упорядочить военные дела после сухомлиновской разрухи и привести к победе». Назначение Поливанова в обновленный кабинет А. Ф. с самого начала не одобрила, считая, что он связан с Гучковым, который «работает против нашей династии». При своем представлении Царице новый военный министр не понравился: «что в нем неприятно, не могу объяснить», – писала А. Ф. мужу. В своих показаниях Поливанов подчеркнул, что в августе он пользовался доверием Царя. Щарбатов высказал другое мнение: «К Поливанову он (Царь) несомненно относился недоброжелательно; это был действительно навязанный». Вел. кн. Ник. Мих. в своих «записках» приводит отзыв А. Ф. в «беседе с одним из приближенных: «Это назначение ненадолго, так как Ники его ненавидит». Автор «записок» передает свою четырехчасовую беседу в ресторане Донона с Поливановым после его отставки. Поливанов рассказывал, что первый прием у Царя был «корректный, но далеко не ласковый, и я чувствовал, что он меня назначил против воли, а в силу обстоятельств… Я подозревал, что почти все министры поддержали мою кандидатуру, не исключая и Горемыкина». В дальнейшем всегда преобладала нота недоверия и какой-то необычайной тревоги, что он его может «подвести». В Ставке, где Поливанов «откровенно высказывал свое мнение», он встречал «исподлобья недоверчивый взгляд Государя». Ник. Мих. называл «иллюзией» уверенность Поливанова, что ему, назначенному министром «против воли» и разыгрывавшему роль «парламентского военного министра», удалось внушить Царю к себе доверие.

Заслуживает внимания факт, что в дни «артиллерийской подготовки» из Царского, предшествовавшей «историческому» заседанию 16 сентября в Ставке, имя Поливанова ни разу не фигурирует в качестве имени кандидата на увольнение. Наоборот, А. Ф. на другой день после вручения коллективного письма передавала Царю мнение Горемыкина – думает, что «Поливанов будет хорошо работать». Недоверие к кандидату старой Ставки у А. Ф. осталось и даже обострилось под влиянием бесед с Хвостовым-племянником с момента, когда Гучков попал в Государственный Совет: «Прошу тебя, – писала она 17-го, – постоянно следить за Поливановым». Прямого наскока на министра нет даже в письме 8 октября, в котором впервые ставится вопрос о возможности отставки Поливанова: «Может быть, ты доволен работой Поливанова по военному ведомству? На всякий случай, если тебе придется его сменять, помни про его помощника Беляева, которого все хвалят как умного, дельного работника и настоящего джентльмена, вполне преданного тебе». Подозрительность А. Ф. («надо бдительно следить за Поливановым», – повторяет она) была возбуждена сообщенными Вырубовой Белецким сведениями, что со стороны военного министра по линии контршпионажа установлено филерское наблюдение за Распутиным и прослеживаются его телефонные разговоры с Царским Селом187. Может быть, этим объясняется холодность, на которую со стороны А. Ф. натолкнулся Поливанов, встретивший ее в Могилеве при очередном докладе 17 октября – об этом он рассказывал в Чрез. Сл. Ком.: «Я сразу заметил по обращению со мной окружающих, что я в немилости». Однако Царь не проявлял, по свидетельству Белецкого, намерения «отказаться» от услуг Поливанова и брал на себя даже «роль примирителя» между ведомством вн. д. и военным. Не останавливаясь на ближайших поводах, вызвавших в марте отставку Поливанова, можно сказать, что взаимоотношения военного министра с преемником Горемыкина были таковы, что они, по собственным словам Поливанова, «исключали возможность совместной работы». (Поливанов в Чр. Сл. Ком. имел в виду «тон», с которым он обращался к Штюрмеру.) В личном письме к Поливанову по поводу отставки Царь подчеркнул его недостаточную взыскательность к общественным учреждениям, работающим в пользу армии… Вел. кн. Ник. Мих. утверждает, что главными застрельщиками в деле отставки Поливанова явились «братья Треневы» (Федор и Александр – будущий председатель Совета министров), изощрявшиеся в Ставке «на все лады порочить доброе имя Поливанова, выставляя его как вредного политикана»188. Но назначен был министром не кандидат А. Ф. «герой Галича» Иванов, а Шухаев. По-видимому, это был личный выбор Царя, которому нравилась «грубоватая простота» этого представителя военного мира. (О Шухаеве см. ниже.) Связать бесхитростного, прямолинейного Шухаева хотя бы отдаленно с планами сепаратного мира никак нельзя.

В итоге лишь три министра получили в 15 г. отставку – Самарин и Щербатов, уволенные одновременно 6 сентября, и Кривошеин – через месяц. После заявлений, сделанных ими в августовские дни в заседаниях Совета министров, уход всех трех сам по себе был бы логичен. Полностью воспроизвести закулисную сторону событий за отсутствием опубликованных данных мы не имеем