найти другой документ, столь образно показывающий экзальтированную наивность одной стороны и исключительное бахвальство другой… Царь не ответил сразу на четыре телеграммы о «Хвосте». В письме на другой день А. Ф. перечисляет еще раз все добродетели своего кандидата – вплоть до того, что это он просил «ремонтировать раку преп. Павла Обнорского…» «Это человек, а не баба, и такой, который не позволит никому нас затрагивать и сделает все, что в его силах, чтобы остановить нападки на нашего Друга – как он тогда их остановил. А теперь они намереваются снова их начать». «Я надоедаю тебе этим, но хотелось бы тебя убедить, будучи честно и сознательно сама в этом уверенной, что этот очень толстый, опытный и молодой человек – тот, которого бы ты одобрил… Он хорошо и близко знает русских крестьян, так как много жил среди них – и тех типов также (т.е. думцев) и не боится их». Наконец, и немцефобия Хвостова, к чему А. Ф. относилась болезненно, по-своему объясняется: «Хвостов никогда не нападал на немецкие имена баронов и преданных людей, когда говорил о немецком засилии, но все внимание обратил на банки, что совершенно верно – чего никто еще до сих пор не делал…» «Дай Бог, чтобы ты был хорошего мнения о нем», – заключала А. Ф. одно из своих писем с усиленными рекомендациями Хвостова и пожеланиями, чтобы Царь его вызвал к себе. Убеждать Николая II особенно не приходилось – он писал в ответ жене по поводу хорошего впечатления, которое произвело на нее свидание с «молодым Хвостовым»: «Я уверен был в этом, зная его по прошлому, когда он был губернатором в Вологде, а позднее в Нижнем. И чтобы не терять времени, я немедленно повидаю его в тот день, как приеду, в 6 часов».

Так был назначен Хвостов, бывший председатель фракции правых в Гос. Думе, не раз демонстрировавший свои симпатии к Союзу русского народа202. Оказали ли какое-нибудь закулисное влияние деятели монархического союза на назначение Хвостова? Милюков перед Чр. Сл. Ком. в этом не сомневался, но он значительно форсировал действительность. В противовес прогрессивному блоку – указывал он – «раздались вопли, что правые должны соединиться, сорганизоваться и повторить историю 1905 года». Из центра монархических организаций шли приказы, требовавшие, чтобы с мест реагировали бы телеграммами. Полуразвалившиеся союзнические ячейки «как-то сразу» расцвели. «Назначен был съезд в Саратове на один из осенних месяцев – сентябрь или октябрь – и затем начались оттуда телеграммы с требованием сильного правительства и назначения “настоящего” министра вн. д., причем в этих телеграммах уже намечался А.Н. Хвостов». Совещание уполномоченных монархических организаций действительно состоялось 27—29 августа. Это совещание протестовало против прогрессивного блока, «осуществления программы которого все немцы ждут с затаенным, радостным трепетом, как верную победу свою»; оно требовало (выражало официально «пожелание») роспуска Думы203 и диктатуры – «вручение власти лицу, облеченному неограниченными полномочиями». В опубликованных материалах о Союзе русского народа, прошедших через Чр. Сл. Ком. и довольно полно воспроизводящих различные телеграммы, которые посылались местными организациями, нет ни одной, которая хоть косвенно касалась бы Хвостова. Но, если бы и было оказано в действительности давление, это ни в коем случае не могло бы служить доказательством в пользу подготовки сепаратного мира. Германофильство Союза русского народа – и в особенности его провинциальных ответвлений, повинных в устройстве антинемецких погромов, – одна из создавшихся легенд (нам придется еще о ней сказать).

Впрочем, никто из писавших на интересующую нас тему и не пытался связать имя Хвостова с сепаратным миром – так несуразно должно было бы показаться такое сопоставление для министра, весьма склонного усматривать «немецкое влияние» в самом правительстве204. А если это так, то сама по себе отпадает вся концепция о сепаратном мире в 15 году, поскольку она связана с происшедшим изменением в верховном командовании и в правительстве. В духе, соответствующем такой подготовке, не было вообще ни одного министерского назначения. Сазонов остался на месте. Вместо Самарина был назначен директор деп. общих дел мин. вн. д. Волжин, скорее сочувствовавший «направлению» Щербатова и тем не менее произведший «великолепное впечатление» на Императрицу205. На место Кривошеина попал «общественник» Наумов, отказавшийся вначале от предложенного поста. По этому поводу А. Ф. писала 3 ноября: «Оказывается, старик предложил министерство Наумову в такой нелюбезной форме, что тот отказался. Хвостов виделся после этого с Наумовым и уверен, что тот согласится. Он очень порядочный человек – он нам обоим нравится (хотя он и «сторонник Думы»)… Так как он очень богат, то не будет брать взяток». Вместо заболевшего Рухлова 30 октября министром путей сообщения был назначен Трепов. Этим назначением А. Ф. осталась недовольна (человек «несимпатичный» – «слаб и неэнергичен») – очевидно, главным образом под влиянием «Друга», который считал, что Трепов настроен против него.

Таков был скромный финал министерских назначений, предшествовавших крупному повороту в политике, который должен был наступить с момента назначения премьером Штюрмера. Только «навьи чары» революционного времени могли побудить Родзянко признать в Чр. Сл. Ком., что «планомерная смена министров» происходила «по указке из Берлина».

IV. Новый премьер

1. «Выжидательная тактика»

В представлении Милюкова (показания Чр. Сл. Ком.) осень 1915 года ознаменовалась полным крахом попытки примирения с Думой, сделанной к открытию летней сессии. Показателем времени был ноябрьский (20—23) съезд в Петербурге «Союза русского народа» под председательством отставленного в июне под общественным напором министра Щегловитова, который произнес «знаменитую» речь о том, что сейчас акт 17 октября (1905 г.) есть «потерянная грамота, а вместо нее надо вспомнить грамоту об избрании на царство Михаила Федоровича, другими словами – здесь провозглашалась откровенная реакция с откровенным выставлением лозунга законосовещательной Думы». Милюков не мог объяснить Комиссии, почему из двух течений – «течения черносотенного, которое направлено было… к ликвидации Гос. Думы, и течения большинства самой Думы, которое стояло на позиции блока» – победило второе, а не первое. Очевидно, потому, что практическими лозунгами правительственной политики не были лозунги, провозглашаемые на ноябрьском «монархическом» съезде. Эти лозунги, характеризуя настроения и чаяния некоторых правых общественных кругов, определяли борьбу, которая велась в их среде, но не были принятыми директивами, даже в среде монархистов206. Милюков