некоторое время скитался по разным землям со своими дочерьми Антигоной и Исменой, которые стали ему поводырями. В конце концов они добрались до афинского селения Колон, где их принял Тесей. Там росла роща, посвященная таинственным «милостивым богиням» – эвменидам. Стоило Эдипу с провожатыми приблизиться, как из-под земли донесся раскат грома, возвещающий слепому царю, что нить его жизни вот-вот оборвется. Он зарыдал, обнял дочерей и прижимал их к себе, пока не услышал грозное: «Эдип, что же ты медлишь? Мы ждем тебя!» Опираясь на руку Тесея, Эдип вошел в рощу и скрылся из виду, покидая смертную юдоль скорби и боли. С тех пор в благодарность за доброту Тесея дух Эдипа защищал Афины от врагов.

Тем временем Этеокл и Полиник повздорили из-за наследства. После долгих препирательств они худо-бедно договорились: править Фивами остается Этеокл, а Полиник уходит из города, забирая с собой большую часть Эдиповых богатств. Среди сокровищ, которые он уносил, было и неземной красоты змеящееся золотое ожерелье, которое Гефест когда-то преподнес Гармонии на свадьбу. В каждое звено этого ожерелья бог-кузнец вложил свою ненависть к отцу Гармонии, чтобы ожерелье несло горе и беды всем, кто к нему прикоснется.

В изгнании, нигде не находя себе пристанища, неприкаянный Полиник постепенно понимал, что его надули. И как-то поздно ночью он явился в Аргос, надеясь уговорить царя Адраста помочь ему отвоевать фиванский трон. Полиник стоял на пороге аргосского дворца голодный, изнуренный и продрогший под затяжным дождем, который лил весь день. Кабанья шкура, покрывавшая его плечи, промокла и отяжелела. Стража отказалась будить спящего царя, чтобы объявить о приходе гостя, но из жалости позволила дрожащему от холода путнику заночевать в портике. Вскоре прибыл еще один скиталец – Тидей, изгнанный сын калидонского царя Ойнея. Львиная шкура, покрывавшая плечи Тидея, истрепалась и промокла еще сильнее, чем кабанья у Полиника.

Соломенный тюфяк в портике нашелся только один, и гости, повздорив из-за него, подняли такой шум, что проснулся Адраст. Выйдя в портик разобраться, он моментально понял, что, похоже, сбывается наконец-то давным-давно полученное от Аполлона загадочное пророчество, предписывающее ему выдать двух своих дочерей за дерущихся вепря и льва. Двойную свадьбу сыграли на следующий же день.

Адраст обещал своим новоиспеченным зятьям подмогу в возвращении каждому его царства. Начал он с Фив. Собрав лучших воинов Аргоса и союзных земель, царь поделил войско на семь отрядов, во главе которых поставил Полиника, Тидея и еще пятерых полководцев. Одним из них был Капаней, человек настолько заносчивый, что похвалялся, будто даже молния Зевса его не остановит. Другой, Этеокл, прожужжал всем уши, что справится одной левой с самим Аресом. Гиппомедонт гордился своими прекрасными доспехами, облегавшими его, словно вторая кожа. Молодой красавец Парфенопей, сын Аталанты, нес щит, намеренно украшенный так, чтобы провоцировать противника: на нем в смертоносных когтях жуткой Сфинги корчился фиванец.

Седьмым полководцем был Амфиарай, гремевший на всю Грецию прорицатель, потомок Мелампа. Когда Адраст позвал его к себе полководцем, Амфиарай увидел в небе семь орлов с острыми как бритва когтями, которые налетели на выстроившихся кругом семерых лебедей и разорвали их в клочья. Но и орлы упали на землю, опаленные внезапным жаром солнца и громом с небес. Амфиарай понял, что боги не позволят аргосским военачальникам вернуться из Фив живыми.

Но выбора у него не было. Женой Амфиарая была сестра Адраста – Эрифила, и аргосский царь, прежде постоянно ссорившийся с зятем, договорился, что все разногласия между ними впредь будет решать она. Узнав об этом от Адраста, Полиник коварно подкупил Эрифилу ожерельем Гармонии. И когда Амфиарай не захотел отзываться на призыв Адраста, Эрифила, перебирая пальцами обвившее ее шею гибкое ожерелье, велела мужу отправляться с войском.

В длинной стене, опоясывающей Фивы, насчитывалось, как подобает одному из крупнейших городов мира, целых семь ворот. Адраст распределил их между семью своими полководцами, Этеокл, в свою очередь, поставил семерых своих лучших военачальников их оборонять. На воротах Электры натиск Капанея отражал отважный фиванский воин Полифонт. Но, прежде чем он успел нанести хотя бы один удар, Зевс сразил Капанея той самой молнией, которая его якобы не брала. Защищавший Неистийские ворота сын Креонта Мегарей одним взмахом меча отправил к праотцам хвастуна Этеокла. У ворот при святилище Афины копье Гипербия пробило щегольской доспех Гиппомедонта, угодив прямо в сердце. У Северных ворот брат Гипербия Актор, взбешенный чеканкой на щите Парфенопея, пронзил дротом и скалящую зубы Сфингу, и самого щитоносца. Парфенопей умер на месте.

Тидей, потрясая бубенцами на щите и перьями на шлеме, сражался у Пройтидских ворот с Меланиппом, и тот нанес ему смертельную рану. Но Тидей был любимцем Афины. Увидев, что он упал, она поспешила за снадобьем, призванным не просто сохранить ему жизнь, но обессмертить. Однако, пока она отлучалась, Амфиарай успел отсечь Меланиппу голову и пнуть ее прямо к Тидею, умиравшему в пыли. Вернувшаяся Афина застала своего любимца за пожиранием мозга своего врага – весь рот у него был измазан алым. Содрогаясь от отвращения, богиня бросила Тидея умирать и помчалась в Афины омыться в реке Илисс после увиденного.

Амфиарай погнал колесницу прочь от стоявшего насмерть на Гомолойских воротах Периклимена, надеясь избежать уготованного ему вершительницами судеб, но Периклимен догнал его и занес над ним копье. В этот самый миг земля вдруг разверзлась, поглотив Амфиарая вместе с колесницей и конями. Быстрый, как мысль, Зевс перенес Амфиарая на лесистую долину близ Оропа, и с тех пор он вещал из-под земли пророчества смертным и исцелял недужных.

Себе правитель Этеокл оставил Высочайшие ворота, зная, что именно их будет осаждать его брат. Они бились отчаянно, обуреваемые той беспричинной яростью, которая закипает только в родственной крови. Поначалу они махали мечами беспорядочно и бестолково. Но потом клинок Полиника вонзился Этеоклу прямо в пах у самой кромки панциря. Этеокл, задохнувшись от боли, устоял на ногах только чудом – и тут кто-то из богов подсказал ему подлую мысль. Повалившись на землю, Этеокл застыл как мертвый и лежал, пока его брат не наклонился, чтобы снять с него доспех. Тогда он из последних сил рванулся и вогнал меч в сердце Полиника. А после этого рухнул, умерев теперь уже по-настоящему.

Эринии жадно пили смешавшуюся кровь Эдиповых сыновей. Но, облизывая сухие от неутолимой жажды губы, они уже предвкушали следующее пиршество.

{107}

Антигона

Адраст бежал с поля боя на своем божественном коне Арионе, бросив павших товарищей. Вернувшись домой, он отправил за ними посольство, но Креонт отказался их отдавать. Наплевав и на установленные богами законы, и на человеческую порядочность, он повелел оставить погибших аргосцев непогребенными на равнине за городом на поживу фиванским зверям и птицам.

К мольбам Адраста Креонт оставался глух. Тогда матери павших, не выдержав, отправились в Элевсин, где мать Тесея Эфра приносила жертвы Деметре. С ее помощью они уговорили Тесея осадить Фивы и вынудить Креонта отдать тела. Тесей омыл и помазал усопших воинов собственноручно, а потом отвез в Элевсин, где их сожгли со всеми подобающими почестями на погребальном костре.

Всех, кроме одного. Креонт наотрез отказался выдавать тело Полиника, предавшего город, который его вскормил. Этеокл был похоронен торжественно, как герой, а Полиник гнил на пыльной равнине под бдительным оком Креонтовой стражи, зорко следившей, чтобы никто не пробрался похоронить его и отпустить его измученный дух, болтающийся неприкаянно между жизнью и смертью. Всякий, кто проявит милосердие к телу Полиника, ляжет мертвым рядом с ним – так повелел Креонт.

Исмена и Антигона дружно оплакивали братьев, но указ Креонта вбил между ними клин. Исмена, моля усопших простить ее, содрогалась при одной мысли о том, чтобы ослушаться царского слова. Антигона же полагала, что нет и не может быть ничего хуже, чем отвернуться от брата в минуту