который окажется сильнее его. Только Фемида и ее сын Прометей знали, кто эта женщина, и, чтобы это выяснить, Зевс позволил Гераклу разбить оковы, в которых титан столько времени мучился на скале. И вовремя: опасность для Зевса, как открыл ему Прометей, представляла дочь Нерея Фетида, чьи миндалевидные очи в последнее время не давали громовержцу покоя. В надежде оградить себя от рокового поступка, Зевс придумал выдать Фетиду за смертного (никто из богов на такой союз не отважился бы, и лучшей кандидатуры, чем Пелей, ему было не найти. С одной стороны, достаточно высокородный, чтобы составить достойную партию богине, а с другой – с таким прошлым он вовек не сыщет смертного, готового стать ему тестем.

Зевс отправил Пелея за невестой в Фессалийскую рощу, где Фетида по обыкновению каждый день принимала солнечные ванны.

– Фетида так просто тебе в руки не дастся, – предупредил бывшего воспитанника кентавр Хирон, решив помочь ему добрым советом. – Как все морские боги, она мгновенно превращается в кого и во что пожелает и, уж конечно, воспользуется своим даром, чтобы ускользнуть. Но ты держи ее крепко, Пелей, как бы ни было больно и как бы ни было жутко!

На следующий день, когда пригрело солнце, Фетида вышла из прибоя в одеянии, которое под безоблачным небом мерцало и переливалось морской лазурью. Выскочив из-за скалы, Пелей стиснул нереиду в объятиях. Она забилась, завертелась, и Пелей почувствовал, как она холодеет в его руках. Тело ее удлинилось и отяжелело, уши и нос втянулись, одеяние слилось с кожей. Фетида стала огромной змеей – могучей, гибкой, гадкой.

Но Пелей не размыкал рук. Тогда змеиная чешуя потеплела, а тело под ней пошло волнами. Из холодного брюха вырвались вдруг четыре лапы, оканчивающиеся смертоносными когтями. Пелей, оторопев, отвернулся на миг от змеиной головы, а когда повернулся снова, уперся взглядом в разверстую львиную пасть.

Пелей удержал и львицу. Тогда на него полыхнуло жаром, в ушах раздался треск огня. Зажмурившись, он лишь усилием воли заставлял руки не разжиматься, обнимая сменившее зверя пламя. И когда он понял, что больше держать не в силах, огонь стал жидким и полился сквозь пальцы – Фетида растворялась, возвращаясь в ту стихию, из которой родилась. Пелей в отчаянии бросился на мокрый песок, через который она утекала, сгреб его в холмик и накрыл своим телом то, что осталось от морской нимфы.

Вот тогда Фетида сдалась. Она могла превращаться еще и еще – в кальмара, в пантеру, в дерево, в птицу, – но ее тронули стойкость и упорство добивающегося ее мужчины. Приняв ту форму, в которой она предстала перед Пелеем изначально, Фетида вложила свою руку в его.

Свадьбу сыграли пышную, торжества проводились у пещеры Хирона на горе Пелион. Боги прибывали по очереди, ведомые Иридой. Первой явилась Гестия, оставив по такому случаю свой очаг; за ней Деметра и Лето в сопровождении жены Хирона Харикло, подающей сигнал к началу пира. Следующим пришел Дионис со своим свадебным подарком – золотой амфорой, а с ним Геба и Геракл. После явился Хирон с дичью для праздничного стола. Фемида, отбросив обычную суровость, с радостным смехом готовилась вести церемонию.

Зевс шествовал под руку с Герой, несущей брачный факел. Амфитрита и Посейдон примчались на колеснице, в которую были впряжены Ксанф и Балий – предназначенные в подарок новобрачным бессмертные кони, рожденные от ветра. Не заставили себя ждать Арес с Афродитой, Аполлон с Артемидой и Гермес с Илифией. Отец невесты Нерей принес соль, чтобы приправить яства на столе. Грации, времена года и мойры танцевали под песни муз. Гефест притащился на ослике.

И только одну богиню на торжество не пригласили – Эриду, чьим уделом, назначенным ей от начала времен, было сеять раздор. Побелев от злости и зависти, она тайком подсматривала за весельем из подступавшего к пещере леса. И когда праздник был в самом разгаре, Эрида подкралась к толпе гостей и подкинула в гущу танцующих и пирующих золотое яблоко. Фетида, у ног которой оно, прокатившись по земле, остановилось, подняла его и громко прочла начертанную на нем надпись: «Прекраснейшей».

{109}

Суд Париса

Зевс завороженно наблюдал за разворачивающейся на его глазах сценой. Много лет назад он привел в действие один свой замысел, но тогда ему было неведомо, как именно этот замысел воплотится, точнее, какое воплощение уготовят ему вершительницы судеб.

Все началось, когда Земля пришла к нему с жалобой на людей: облепившие ее тело смертные расплодились так, что ей стало тяжко носить их на себе. Земля умоляла Зевса придумать, как облегчить это бремя, и громовержец решил посоветоваться со своей ближайшей поверенной, Фемидой. Тщательно все обдумав, Фемида заявила, что лучше всего будет проредить население с помощью череды войн. Первой собрала свою кровавую жатву Фиванская. Затем сыновья семи погибших вождей осадили Фивы снова, и эта война тоже унесла множество жизней. Земля распрямилась и вздохнула с облегчением. Но не успела она опомниться, как люди расплодились вновь, еще больше прежнего. Земля застонала опять, на этот раз отчаяннее.

За несколько лет до того, предвидя такой поворот, Фемида надоумила Зевса соблазнить Леду, жену спартанского царя Тиндарея, чтобы та зачала от него неземной красоты дочь Елену. Как затем объясняла Фемида, рождение Елены было первым из двух условий, необходимых для развязывания новой, невиданной по размаху войны. А чтобы обеспечить второе условие, Фемида со своим сыном Посейдоном посоветовали Зевсу сыграть свадьбу Пелея и Фетиды.

И вот теперь Зевс, возлежавший за свадебным столом, заметил краем глаза, как Эрида подкинула в толпу золотое яблоко. У него побежали мурашки по коже. Начинается! Судя по всему, это и есть пролог к серии эпичнейших зрелищ. Когда Фетида прочла вслух надпись на яблоке, Зевс понял, что угадал. О том, кому это яблоко предназначено, тотчас заспорили, никого этим не удивив, сразу три богини – жена Зевса Гера, его дочь Афина и Афродита, вальяжно восседавшая на дальней ветке генеалогического древа богов, но при этом превосходившая их всех могуществом. Три претендентки выжидающе смотрели на Зевса, полагая, что именно он назовет законную обладательницу награды.

Зевс, однако, был не так прост. Перебрав города и веси в поисках смертного, которого не жалко было бы толкнуть в расставленный капкан, он остановил взгляд на Парисе, молодом отпрыске троянского царского рода. Когда мать Париса, царица Гекуба, носила его под сердцем, ей приснилось, что она родила факел, от которого Троя сгорит дотла. Придворные прорицатели, истолковав сон, сказали мужу Гекубы Приаму, что для спасения города ему придется убить сына, который вот-вот родится. Приам отдал младенца слуге, и тот послушно бросил его на верную гибель на склоне горы Ида – однако вскоре малыша нашла медведица и нянчила его, пока их не обнаружили пастухи. Годы спустя царская семья, проведав о чудесном спасении Париса, приняла его обратно, пропустив мимо ушей предостережения ужасающихся прорицателей.

Но и тогда Парис предпочитал не сидеть во дворце, а бродить в одиночестве по горным пастбищам со своими отарами. Однажды, когда он расположился переждать полуденный зной в тени под деревом, ему привиделась процессия, которую он поначалу принял за злые шутки дневных демонов, заманивающих пастухов в смертельные ловушки. В сопровождении юноши в дорожной шляпе и странного вида сандалиях перед Парисом предстали три женщины. Первая шествовала величаво, словно на торжественной церемонии, и могла служить эталоном благородной женской красоты. Тугой узел, в который были забраны гладкие волосы, подчеркивал чеканность профиля. Голову незнакомки венчала зубчатая корона. Вторая с ее размашистым шагом явно с легкостью обогнала бы первую, но сдерживалась, чтобы не нарушать строй. Шлем, покрывающий голову, она слегка сдвинула назад, явив миру прямые брови над стального цвета глазами. Третья плыла далеко позади второй, словно давая всем полюбоваться своими томными ленивыми движениями. Роскошные ее кудри ласкали щеки, будто каждый завиток хотел непременно сам гладить их и целовать.

Молодой человек в дорожной шляпе протянул Парису руку, в которой лежало что-то золотистое.