и отправил рожденных Федрой сыновей – Акаманта и Демофонта – к своему старому приятелю в Эвбее, а сам бежал на остров Скирос, которым в то время правил Ликомед. Когда-то у предков Тесея имелись владения на Скиросе, и он попросил Ликомеда отдать ему эти земли, чтобы он мог там поселиться.

Но Ликомеду совсем не хотелось селить у себя под боком героя, покрывшего себя славой и умудренного небывалым опытом. Он пригласил Тесея прогуляться на вершину самого высокого утеса на острове, чтобы получше осмотреть владения и обсудить, как ими распорядиться. Там Ликомед и совершил то, что много лет назад не удалось Скирону, – столкнул Тесея с обрыва.

Афины встретили вести о гибели Тесея равнодушно; к тому времени Менесфей сделал все, чтобы стереть память о предшественнике. Но постепенно афиняне осознали, насколько хорошего правителя утратили, и стали поклоняться Тесею как герою. Столетия спустя, когда Мильтиад вел афинян на персов в Марафонской битве, на поле боя вдруг явился Тесей и проложил грекам путь к победе.

Когда война с персами завершилась, Дельфийский оракул велел афинянам привезти останки Тесея со Скироса и с почестями захоронить в Афинах. Сын Мильтиада Кимон обыскал в поисках этих останков весь остров. В конце концов он заметил орла, который разрывал когтями землю на кургане и что-то клевал. Кимон приказал своим людям копать там. Они обнаружили огромный гроб, в котором покоились кости человека исполинского роста. Рядом лежали меч и копье. Кимон отвез останки в Афины – там их с благоговением поместили в усыпальницу, где впоследствии стали находить убежище беглые рабы и остальные униженные и обездоленные.

Менесфей же вскоре после того, как утвердился на афинском престоле, ушел на Троянскую войну и погиб в сражении. Акамант и Демофонт, тоже отбывшие в Трою с эвбейским войском, нашли свою бабушку Эфру в одном из внутренних покоев дворца, когда Троя пала, и увезли домой в Афины. Демофонт стал следующим афинским царем.

{102}

Рождение Эдипа

Правитель Фив Кадм потерял из-за Диониса почти всю свою семью. Сперва Гера подстроила гибель его дочери Семелы, потому что та носила под сердцем будущего бога. Но Дионис уцелел, и его вынянчила сестра Семелы Ино, с которой затем тоже расправилась Гера. Теперь Кадм бессильно смотрел, как оставшихся родных уничтожает сам Дионис, разгневанный тем, что сестры Семелы Автоноя и Агава, а также сын Агавы Пенфей отказывались признавать его богом. Дионис помрачил разум своих тетушек, и они в помешательстве разорвали Пенфея на части.

Кадм почитал Диониса и исправно ему поклонялся, но бог виноделия заявил, что пришла пора фиванскому царю расплатиться за более ранний проступок – убийство огромного змея, который был сыном Ареса. В наказание Кадм и его жена Гармония сами превратятся в змей и будут изгнаны не только из Фив, но и из Греции, за пределами которой и останутся, пока однажды не вернутся во главе варварских орд, которые не оставят от этих земель камня на камне.

Едва Дионис договорил, Кадм начал преображаться. Кожа стала чешуйчатой и пестрой, ноги слились вместе, и он, не удержав равновесие, повалился ничком. Гармония, приподняв мужа с земли, поцеловала его в губы, пока они еще оставались прежними, родными и любимыми, но и ее ноги размягчились и слились воедино. Скользя прочь, новорожденные змеи услышали обещание Диониса: когда-нибудь боги простят их и они попадут на Остров блаженных, где будут счастливо жить вместе до конца времен. Но эта далекая и туманная перспектива не особенно их утешила.

Следующим правителем Фив стал сын Зевса Амфион. Наследников он не оставил: всех его сыновей и дочерей перебили Артемида и Аполлон, когда жена Амфиона Ниоба провозгласила себя лучшей матерью, чем Лето. Фиванский трон перешел к сыну Кадма Полидору, который едва вышел из пеленок, когда Дионис расправлялся со всей остальной его родней. Взяв в жены внучку одного из пяти основателей Фив, Полидор стал отцом Лабдака, и тот, когда пришел срок, сменил его на троне. Лабдаку, в свою очередь, наследовал его сын Лай.

Однажды, участвуя в Немейских играх, Лай увидел Хрисиппа, сына правителя Элиды Пелопса. Лай похитил Хрисиппа и надругался над ним – впервые с начала времен мужчина изнасиловал мальчика. Пелопс, вернув Хрисиппа, воззвал к богам, чтобы те покарали Лая за злодеяние. Зевс его услышал. Повелитель богов расставил сети, в которых Лай, его семья и весь город будут запутываться постепенно, причем царь с его собственным сыном не только угодят в эти сети, но и будут невольно помогать их плести.

Лай посватался к девушке из знатного фиванского рода, Иокасте. Перед свадьбой он наведался в Дельфы – спросить Аполлона, как устроить, чтобы первенцем оказался мальчик. Но Аполлон, оставив вопрос без ответа, провозгласил: «Только умерев бездетным, спасешь ты город!»

Упрямый Лай еще дважды возвращался к оракулу и оба раза получал все то же: «Только умерев бездетным, спасешь ты город!»

Отменить свадьбу было уже невозможно, слишком серьезные политические рычаги были приведены в действие во время сватовства. Но первая брачная ночь, к недоумению молодой супруги, все откладывалась и откладывалась. Наконец как-то вечером за ужином Лай перебрал вина, и Иокаста решила не упускать момент. Окутав себя невесомыми полупрозрачными шелками и облаком тончайших арабских духов, она заманила Лая в постель. Так был зачат их сын.

Когда Иокаста сообщила мужу о беременности, он всполошился и немедленно отправился в Дельфы – вдруг Аполлон смилостивится и даст ему другой, более обнадеживающий ответ. Однако на этот раз пифия возвестила нечто совсем жуткое: «Твой сын убьет своего отца и женится на матери».

Ошеломленный Лай вернулся в Фивы. Дома он слово в слово повторил Иокасте сказанное Аполлоном и изложил принятое по дороге решение: как только сын появится на свет, его отнесут в безлюдное место и там бросят.

Поэтому орущего новорожденного младенца, даже не отмыв от крови и слизи, в которых он пришел в этот мир, уложили в глиняный горшок и вручили царскому пастуху. И хотя формально руки Лая оставались чисты (горшок ведь накрыли крышкой, стало быть, хотели защитить дитя, а не обречь на смерть), для надежности он велел проколоть ноги ребенка между лодыжкой и ахилловым сухожилием и связать сыромятным ремнем, чтобы стреножить его жаждущий мести призрак.

– Отнеси его на самый высокий гребень горы Киферон и оставь там, – приказал Лай под безутешные рыдания Иокасты.

Но пастух пожалел малыша. Зная, что коринфская царская чета – Полиб и Меропа – бездетна, он тайком передал младенца другому пастуху, который пас отары Полиба. Под покровом темноты ребенка переправили во дворец, и на следующий день народу объявили, что царица родила долгожданного наследника. В шутку, понятную лишь им двоим, супруги назвали малыша Эдипом (что означало «опухшие ноги»): из-за проколотых лодыжек ступни у бедняги и вправду распухли. Осторожно вынув ремешок, Меропа каждый день смазывала раны целебным бальзамом, и вскоре они зажили.

Эдип рос в Коринфе, окруженный заботой любящих родителей, усердных наставников и строгих учителей, сообща готовивших его к тому, чтобы править страной. Но коринфяне были отнюдь не такими слепыми и доверчивыми, какими считала их царская чета. Как-то раз на пиру кто-то из знатных гостей спьяну назвал уже почти взрослого Эдипа незаконнорожденным. Полиб все отрицал, однако уверенность пьяного болтуна смутила Эдипа, и на следующее же утро он отправился выяснять правду.

{103}

Тревожное пророчество

Эдип пришел в гавань и попросился на корабль, следующий в Киру – порт при Дельфийском оракуле. На другой день он уже шагал по дороге, змеившейся по склону горы Парнас, обгоняя мулов, навьюченных провизией для города, где жили жрецы оракула со своими семьями. Вот наконец и постоялый двор – там Эдип поужинал и переночевал.

Утром он занял место среди желающих задать вопрос пифии. Толкаться с простолюдинами юноше из царского дома долго не пришлось: еще до того, как солнце достигло зенита, Эдипа сопроводили через портик храма Аполлона во внешний