— Правда? Мне кажется, я и сейчас под костюмом все так же слишком гол, и, ко всему вышесказанному, так же неотразим.

— Что вы хотите, чтобы я вам ответила?

— Пожалуй, — заключил Рой, — не отвечайте ничего. Я пришлю вам фотографию, что б мой фетиш всегда был перед глазами. Вам в костюме или без?

— Думаете, я смогу увидеть что-то новое?

— Хорошо. Уговорили. Без.

— Удачи, — пожелала Ольга, когда услышала, что подъехала машина Стива.

— Не откажусь. Я могу взять ее с собой?

— Конечно.

— Отлично. Упакуйте, — произнес Маккена, снимая с вешалки ее плащ.

— Рой?! Я не это имела…

— Поимейте теперь это. Собирайтесь.

— Нет! Пожалуйста! Я не могу!

— Или не хочу?

— Что я буду там делать?!

Рой приблизился к ее уху и прошептал:

— Восхищаться и знать, что под костюмом я совершенно голый. Как вам нравится. Не спорьте.

— Господин Маккена!

— Обещаю, я никому не расскажу об этом.

Он отстранился, хулигански подмигнул, распахивая перед женщиной плащ, чтобы она могла его надеть, а потом приложил к губам палец и улыбнулся.

— Т-ш-ш. Это секрет.

Перед входом в выставочный зал многолюдно. Толпа жмется, мнется и кипит.

— Ты специально не помыл машину? — поинтересовался Маккена.

— Без доли сомнения, — просто ответил Стив, словно только тем и занимался, что ждал именно этого вопроса.

— Могу я задать тебе плоский тупой вопрос? Почему?

— Тупой вопрос определенно требует плоского тупого ответа. Креатифф, — Шон специально выделил две последние буквы. — Все равно они будут рыться в белье, выискивая грязное. Так зачем стирать?

— Резонно. Ну, что? Начнем, пожалуй.

— А то!

Выставка откроется еще только через час, а двери едва выдерживают нашествие страждущих. Ольга неуютно жмется к стене. Стив безмятежно бродит между стендами. Останавливается и смотрит. Через пост охраны протискивается Дик, почти склеившись со спиной Карреля. Пол. Майк. Группа поддержки. Маккена их любит. Определенно. Начинается закрытый показ для близких. Рой пьет кофе и бесконечно курит. Муза хороша, как никогда. Как бы не затмила Маккену. И Энди. Повсюду. На всех стендах. Черно-белый паззл. Рой разобрал его и теперь собирает. В конце экспозиции, когда весь путь пройден, почти во всю стену огромная прозрачная фотография парня, а сзади два фона. Двадцать второй этаж. Мальчишка сидит на парапете, свесив ногу, обхватив руками второе колено и прижавшись к нему щекой. В десяти сантиметрах за его спиной прозрачные призрачные облака, а еще в десяти за ними небоскребы. Энди без крыльев, просто, как есть, потому что Рой знает… Они сломаны.

Маккена сосредоточен и невесел. Он словно на поминках. Это так и есть. Бродит посреди обломков в пепельной пыли, и уже поздно. Для него поздно. И для Энди поздно. Фотографии на памятнике. Неживое изображение на неживом материале. Прозрачное. Дымчатое. Плоское. Миражи его воспоминаний.

Шелест и шепот наполняют зал. Выставка открыта, но даже не это. Рой. Открыта его душа. Виснет атмосфера удивленного непонимания. Все, словно сбиты с толку. Представленный мир слишком альтернативен. Нужно найти в себе что-то, раскопать, чтобы постигнуть его. Философия уникальна. Слишком простые вещи для столь сложного восприятия. Мастерство создателя безупречно, но это не то. Тихий шок слоит пространство. Надо ловить нити, встряхивать, чтобы превратить все в необузданный хаос. Это потом, а пока… Пока… Очень тихо. Люди вязнут у стендов, продавливая сквозь себя свои же ощущения. Их много, они слишком объемные, чтобы просто взглянуть и пройти мимо. Снимки требуют понимания, а это не так просто.

Муза щурит глаза, внутренне усмехаясь. Не ожидали? Давитесь теперь, потому что Рой недосягаем. Как к лицу ей строгий английский костюм и кричащая красная помада. Она хороша, как никогда. Тонкая. Невесомая. Маккена гордится. Возвышает ее. Она его муза. Суть он сам. Он обожает в себе ее женское начало, хотя ни разу не признался. Ей не надо, она и так не сомневается.

Время шло. Ничего не происходило, и Рой не нашел ничего лучше, чем позволить репортерам переварить себя. Он отвез Ольгу домой и отправился в клуб. Все должно идти по плану. Выставочный день закончится в десять. Сейчас только час. Хороший промежуток времени, чтобы устать, дожидаясь его повторного появления. А дальше… Как по маслу адреналин наркотическими лошадиными дозами. Эти писаки все равно выволокут его голого на площадь. Он это знает, потому что по-другому еще не было. А дальше стыд. Только чей? Он ли должен стесняться своей наготы, или они стыдиться того, что видят ее? Он останется гордым, а они толпой. Он готов.

Стива еще не было, и Рой сел за барную стойку, заказав себе, как обычно. Двойной бурбон. Казалось, мальчик в баре чувствует себя неловко, украдкой осматривая Маккену.

— Что, дружок, хреново выгляжу?

— Нет, просто никогда не видел вас в таком виде. Необычно.

— Необычно плохо или необычно хорошо?

— Хорошо. Вам идет костюм.

— Значит, не то.

— В смысле?

— Он должен мне бежать, по крайней мере.

Мальчишка улыбнулся.

— Ладно. Он вам чертовски бежит.

— Уже лучше. Скажи-ка мне, а как я обычно выгляжу, но только в одно слово?

Бармен задумался.

— Честно?

— Честно.

— Охренительно, — шепнул кто-то за спиной.

Маккена удивленно поднял брови.

— Сексоумопомрачительно, — еще раз шепнул ему на ухо Стив, звонко целуя в шею. — Когда тебя волновало чужое мнение?

— Никогда.

— Тогда что случилось?

— Пытаюсь понять, что сейчас переваривают папарацци. Меня или выставку?

— Комплексное блюдо, но ты хорош, как…

— Как?

— Знаешь, есть разные категории для сравнения. Одна из них Рой Гейл Маккена. Я могу сравнить тебя только с тобой.

— И кто лучше?

— Трудный выбор. Ты.

Опускался вечер. Тихий и романтичный. Настолько, насколько мог быть и таким и таким. Мир становился черно-белым и графичным, словно художник стирал краски, нанося карандашный набросок. Казалось, время шло в обратную сторону, удаляя прорисованные детали и размазывая контуры. Прохлада выискивала укромные закутки, выгоняя оттуда тепло. Все как-то замирало и успокаивалось.

Рой вернулся в галерею, словно ворвался восставшим ветром, пронесся, взбудоражив заскучавшие пределы. Момент, как нельзя лучше подтверждающий тысячелетнюю конфуцианскую мудрость. Если долго сидеть на берегу, рано или поздно перед тобой проплывет труп твоего врага. Вот он появился перед глазами оголодавших газетчиков. Сейчас будет оспаривать истину. Скандалист, одним словом. Наверное, у них уже булькало в животах, потому что они уподобились сбитой в кучу стае, как только Рой появился в дверях.

— Господин Маккена! Господин Маккена! Что вы можете сказать по поводу вашей выставки?!

— Все, что мог, я уже сказал.

— Что послужило идеей столь необычной экспозиции?!

— То же, что движет любым творческим человеком. Любовь. Благодарность. Восхищение.

— Насколько можно понять, вы используете только одну модель?!

— Я использую много моделей. Воплощаю одну.

— Почему именно эта модель?!

— Она идеальна. Она полностью отвечает моему эротическому представлению о мире.

— Вы так скрупулезно фиксируете детали! Какова цель?!

— Каждый миг около этого человека был счастливым и полным. Это остановленные воспоминания.

— Вы сказали: «Был»? Что изменилось с тех пор?!

— Все.

— Поясните, если можно!

— Я знал, что моя личная жизнь будет интересовать вас больше представленного труда. Что ж. Господин Энди Джалалли по воле обстоятельств оказался человеком, спасшим мою жизнь, и человеком, который ее изменил. К сожалению, в силу еще более чудовищных обстоятельств я оказался человеком, который после изменил и его жизнь, в результате чего я его потерял. Эта выставка — крик души человека, который пересчитал мгновения воспоминаний. Крик души художника, лишенного идеала.

— Вы боготворите свою модель?!

— Да.

— Вы необычно строго одеты сегодня. Это соответствие строгости экспозиции или случайное совпадение?!

— Скажите, а вы на похороны приходите в маскарадном костюме?

— То есть световое решение принято вами не случайно?

— Случайно только кошки родятся. Есть в живописи такое понятие, как резерв. В частности в росписи по тканям и стеклу. Он не позволяет краскам растекаться. То, что вы видите на снимках, — это резерв моей памяти. Он позволяет не потерять за светом деталей. Мне нравится техника письма в карандаше и угле. Я считаю, что она четче всего передает заложенную суть. Считайте, мои снимки выполнены в этих техниках.

— Определите, почему вы считаете господина Джалалли идеальной моделью?!

— Когда вы оцениваете что-то, разве вы не можете определить,