Шрифт:
Закладка:
Затем все тело покойницы мы покрыли жемчужной голубой сеткой, которая вполне сохранилась. Голову и лицо ее окутали золотым покрывалом – также оставшимся от мумии. Что это была за ткань! Мягкая, легкая и в то же время плотная, точно сотканная из кованых золотых нитей. Если жемчуг и драгоценности были сказочно великолепны, то эта золотая ткань еще превосходила их.
В ногах усопшей мы поставили ящичек с прахом мумии.
Тщательно, аккуратно закрыли гробовую крышку и осторожно, тихо спустили белый лакированный гроб в розовый саркофаг.
Еще минута, и розовая сердоликовая крышка захлопнулась навеки, скрыв все дорогое для меня в жизни.
Пока мы исполняли свое, хотя и тяжелое, дело, нам было легче – теперь все готово, все кончено… непосильная тяжесть налегла нам на плечи… но надо уходить… пора.
Забрав обгоревшие факелы, мы вышли из подземелья. Сладкий аромат духов и звук серебряных струн наполняли воздух.
Дядя Фра тщательно закрыл вход в подземелье, то же самое он проделал и со входом в храм. Назавтра, рано утром, с помощью слуг он постарался засыпать и скрыть, насколько возможно, этот вход.
В полдень мы выступили в дорогу.
Глава IX
Мрачно и скучно было наше обратное путешествие.
На другое утро солнце взошло багрово-красное, жара усилилась, в воздухе чувствовалась зловещая тишина.
Селим сильно торопил движение каравана. Он говорил нам, показывая на багровое солнце:
«Как хорошо, что господин вовремя оставил лагерь. Там скоро будет царствовать ветер пустыни, злой дух, он принесет на своих черных крыльях горы песку. Все засыплет, все погибнет! Господин может быть спокоен, теперь никто не найдет входа в храм, даже сам господин. Ветер все сравняет».
Бедный сын пустыни, конечно, не понимал, что в бумагах дяди Фра хорошо определено место входа в храм и там же лежат рисунки и подробное описание.
После пятидневного тяжелого пути мы наконец добрались до деревни В. Это первое поселение на краю пустыни с признаками цивилизации.
Поздно вечером, страшно утомленные и разбитые, мы дотащились до постоялого двора, до какого-то полуразрушенного старого здания. Мы рады были ночлегу и тотчас же заснули крепким сном. То же случилось и с нашими слугами.
Ночью вспыхнул сильный пожар, и постоялый двор, где мы нашли приют, сгорел, как сухая щепка.
Несчастье застало нас неожиданно: сонные, ничего не понимающие, мы с большим трудом спаслись из горевшего здания. Мы и слуги выскочили из огня полуодетыми, а весь наш багаж: вещи, бумаги, деньги – все погибло в пламени.
Я приходил в отчаяние: все вещи Веры также сгорели, и у меня ничего, ничего не осталось на память о моем коротком, чудном счастье!
Дядя Фра также был неутешен. Все его работы, изыскания и труды – погибли безвозвратно… Ничего не осталось! Не осталось даже надежды со временем вновь отыскать таинственный храм…
Все прошло, пропало, как мираж!
Положение наше было критическое. Без одежды, без вещей, а главное – без денег. Ведь все до последней копейки пропало в огне.
Пришлось обратиться к местному английскому консулу. Это был симпатичный старик, хотя и англичанин, но местный уроженец.
Выслушав нас, он тотчас же вызвался все устроить. На первых порах он снабдил нас необходимыми вещами, а главное – послал в Александрию[138] срочные депеши о присылке денег.
На другой день консул пригласил нас к себе в дом, на чашку кофе.
Хозяин наш оказался человеком образованным, много читавшим и следящим за жизнью Европы. За дружеской беседой он сообщил нам много интересного о нравах и обычаях страны, говорил о прошлом Египта и под конец сказал, обращаясь к дяде Фра:
«Как ни странно с первого взгляда, но я очень рад, что ваши изыскания в этой стороне оказались неудачными».
Дядя Фра по неизвестной мне причине скрыл от него находку храма богини Гатор.
«Я старый человек, – продолжал консул, – доживаю шестой десяток, а еще в детстве слыхал о могуществе страшной жрицы богини. Здесь верят, что дух ее жив и посейчас и что он совершает свою серию перевоплощений. Горе всякому, кто вздумает приблизиться к месту, где покоится земная оболочка могущественной женщины! Жрица беспощадна. Несчастия и смерть – участь неосторожного», – говорил консул.
Потом, точно конфузясь своих слов, он прибавил:
«Конечно, у вас в Европе этому не верят, и это вполне естественно. Но, прожив жизнь в кругу людей, крепко и неизменно в этом убежденных, как-то невольно проникаешься их суеверием.
Прямо скажу, я не решился бы потревожить покой всесильной жрицы!» – закончил тихо старик.
Вскоре мы покинули деревню В. и вернулись в Александрию.
Дядя Фра остался там; отдохнувши, он думает восстановить по памяти, что еще возможно, и этим хоть немного заменить потерю бумаг, пропавших при пожаре.
Я же вернулся в Петербург.
Зачем – я и сам не знаю.
Воцарилось молчание.
…
– Новости, новости, вечернее прибавление, новости! – неистово кричал маленький газетчик, пробегая по аллее сада.
Заметив знакомого доктора, он ловко бросил ему в руки вечерний номер газеты.
Первое, что прочел Казн, развернув влажный от типографской краски лист, было:
ТЕЛЕГРАММА ИЗ АЛЕКСАНДРИИ. С. П. А.[139]
Научный мир понес незаменимую потерю. Сегодня внезапно скончался от разрыва сердца наш знаменитый египтолог N. Он умер в Александрии, в то время как собирался описать свое последнее путешествие в Верхний Египет[140] и находку старинного храма. Да будет мир его праху.
Казн молча передал газету Меншуткину.
Тот спокойно прочел сообщение – он точно давно ждал этого – и тихо проговорил:
– Теперь очередь за мной!
Б. Олшеври
Наследство Варвары Сидоровым
Что было и что казалось
Фантастический рассказ Б. Олшеври
Посвящается Е. А. Х.
Совершенно нежданно-негаданно я получил наследство. Положим, не от «американского» дядюшки, а от какой-то неведомой мне троюродной тетушки. Наследство было не миллион долларов, а все же довольно значительное: было именье с порядочным количеством земли, была усадьба и даже немного денег.
Введясь во владение и получив пять тысяч рублей наличными, я поехал «в свое имение». Намерение мое было в имении не засиживаться, а побывать в С. (имение лежало близ него) и затем, сделав небольшой круг по окрестности, вернуться обратно и тогда уже превратиться в помещика.
Ради компании я прихватил товарища по гимназии, Мишу Сидорова. Отправились.
В положенное время мы были на станции Колки в двух верстах[141] от Веселого – так звалось