Шрифт:
Закладка:
Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Ветер ударил с новой силой.
– Сорвало крышу, сломало старый дуб! – кричали голоса. Я вскочил на ноги.
– Ну, это явно „они“ разбушевались! Ведь на небе не было ни облачка давеча. Откуда же такая непогодь? – сказал Петро.
– Да, не иначе как „они“, теперь „их“ время, – подтвердил доктор.
Затем они сообщили мне, что, когда вынесли меня в обмороке из капеллы, они тотчас же замкнули ее дверь и залили свинцом, смешанным со святой облаткой, как сделали это ранее и с остальными дверями. И вот теперь „нечисть“, не находя выхода, и вызвала бурю.
Вдруг раздался такой удар грома, что, казалось, сама скала, на которой стоит замок, лопнет сверху донизу.
Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точно кто-то могучей рукой потрясал их… Вот внутри что-то упало и задребезжало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с ревом бури.
Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени: то белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза…
Буря ревела неистово.
Каждую минуту казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими обломками.
Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв заветный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.
Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, точно желая своим телом загородить путь „нечисти“.
Новый, еще более страшный удар грома… я упал на пороге капеллы…
Старики страшно, нескладно запели молитвы.
Слуги с криками ужаса бросились в ворота замка. От страха они бежали в деревню.
Внезапно все стихло.
И вот в тишине, еще более жуткой, чем сама буря, раздался тихий, нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем было столько любви и нежности…
Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв заветный ковчежец
Я невольно приподнялся, но в ту же минуту почувствовал, как что-то тяжелое придавило меня к земле, и строгий, угрожающий голос доктора произнес:
– Лежи, ни с места! Или, клянусь Богом, я всажу тебе в горло этот нож. – И на шее я почувствовал холодок стали.
Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал ласковые имена, намеки, обещания… вся прежняя обожаемая Рита стояла передо мной…
Еще минута… и Бог знает, чем бы все кончилось!..
На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним другой, третий…
Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя защиты, в них смешивались и молитвенный благовест, и тревожный набат…
Оказалось, добежавшие до деревни слуги рассказали там о наших ужасах.
Священник, уже давно подозревавший, что в замке не все благополучно, бросился в церковь и приказал звонить. Он начал „Те Deum“[120] и сборы крестного хода в замок.
Только что тронулись хоругви, как яркий луч солнца прорезал облака.
Моментально в капелле все смолкло. Звон колоколов победно усилился.
– Спасены, спасены, – шептали старики. И мы все трое опустились на колени.
В первый раз в жизни я молился от всей души и с полною верой!
Много позже
Мне немного остается прибавить к этим запискам.
Успокоившись, мы решили не рисковать и капеллу не открывать. Чтобы обессилить „нечисть“, мы придумали „их“ разъединить, т. е. не допускать старого Дракулу в капеллу.
Старики сознали свою ошибку: они не заговорили внутренней двери между капеллой и склепом, и этим дали вампирам возможность действовать сообща.
Мы вырыли в склепе глубокую могилу и спустили туда каменный гроб с надписью: „Привезен из Америки“. Петро с доктором его заговорили, как заговорили когда-то мою мать».
– Вот, Джемс, и причина, почему ты не нашел в склепе гроб графа Дракулы, – прервал Гарри чтение Карла Ивановича. – Но продолжайте!
– Да тут осталось всего несколько строк.
«Мы все трое уходим в монастырь, где будем молиться о дорогих нам когда-то людях. Да пошлет им Господь, по своей великой милости, вечный, могильный покой.
Быть может, Петро вернется, чтобы наблюдать за спокойствием погребенных.
А само время уничтожит их страшную силу».
…
Все молчат, переживая в душе драму графа Карло.
– Вот в том-то и была их ошибка, – прерывает наконец Гарри общее молчание. – Да, кстати, – говорит он, – я забыл вам показать.
И он вынимает из кармана что-то длинное, белое.
Эта вещица оказалась женским ожерельем, оно было из жемчуга, а застежкой служила змеиная голова с зелеными глазами, все прекрасной работы.
– Откуда это у тебя? Ведь это ожерелье Марии Дракулы, привезенное из Америки? – спрашивает Джемс.
– В ту ночь, когда мы пробивали стену в старый колодец, оно попалось мне в мусоре. Я сунул в карман да и забыл, – ответил Гарри, – и вот только сегодня оно опять попало мне под руку.
Все любуются и восхищаются красотой жемчуга и изяществом застежки.
– А все же было бы лучше, если б оно осталось на дне старого колодца! – прошептал со вздохом Джемс.
Рассказы
Жрица богини Гатор
Фантастический рассказ Б. Олшеври
‹Глава IV›
Прошло несколько дней[121]. Вера и старик с утра уходили на работы, которые до сих пор не дали ожидаемых результатов: храм все еще не находился. Я же ежедневно, в сопровождении двух слуг, отправлялся на охоту. Выслеживать степных дрохв[122] и антилоп, а затем мчаться им наперерез на степной лошади достав ляло мне большое удовольствие.
Как-то раз после окончания дневных работ Вера спросила дядю Фра, почему он так упорно ищет храм с восточной стороны колоннады, а не попробует с противоположной?
«Да ведь там, в папирусе, сказано: „и вошли они в восточные ворота“», – отвечал старик.
«Но ведь там же сказано: „и упал луч заходящего солнца на лицо богини“, – возразила Вера. – А что, если ворота и вход в храм не были с одной стороны?» – закончила она.
Старик стоял как громом пораженный, шляпа и палка выпали из его рук… Потом он ударил себя по лысине и вскричал:
«Дурак я, дурак, старый осел!»
Глава V
Назавтра же работы были перенесены с