Шрифт:
Закладка:
Но вот к звукам музыки присоединился легкий, скользящий шелест шелка… теперь точно вздох… еще… еще… Жемчужная сетка с плеч мумии скользит к ее ногам…
И – о, Боже правый! – перед нами стоит уже не мумия, не мертвый костяк с высохшим телом и кожею, а… живая женщина!
Высокая стройная фигура с царственной осанкой. Белые легкие одежды позволяют если не видеть, то чувствовать красоту ее тела. Маленькие ножки прячутся в золотые сандалии. Огромные черные косы, перевитые жемчугом, висят по обе стороны высокой груди, точно змеи, концами своими пропадая в складках одежды. Голые руки покрыты драгоценностями. На шее лежит золотая цепь, концы которой соединены на груди под застежкой, изображающей жука-скарабея[136]. Его широко расставленные изумрудные крылья окаймлены рядом бриллиантов, а туловище, сделанное из голубоватого сапфира, украшено красными глазами. Над головой женщины высится царский венец-уреус[137], корона, переплетенная из двух золотых змей.
Лица женщины мы еще не видим. Но, несмотря на неверный свет факела, вся фигура дышит жизнью и красотою, драгоценности блестят и переливаются!
Еще мгновение, золотистая ткань, скрывавшая до сих пор лицо, всколыхнулась, скользнула, метнулась в сторону, и перед нами – живое лицо красавицы!
Мне не забыть его!
Желтовато-розовый, точно насыщенный солнцем цвет щек; огромные черные глаза; коралловые губы и какое-то неземное, вдохновленное выражение…
«Да ведь это Вера, моя жена, в час заката солнца!..» – проносится сознание в моем мозгу.
С отчаянным криком: «Вера! Вера!» – я бросаюсь вперед и падаю.
Факел мгновенно гаснет; музыка обрывается слабым, жалобным аккордом… наступает тишина и полный мрак.
Глава VIII
Сколько прошло времени – не знаю. Наконец дядя Фра зажег свой карманный электрический фонарик. Его слабый свет беспомощно тонет в окружающей нас тьме.
Все-таки мы освещаем то место, где стояла мумия, – она исчезла. У наших ног лежит кучка истлевших костей, почерневших и разорванных в лохмотья тканей, и между ними кое-где блестят драгоценные украшения.
Золото и драгоценные камни рядом с костями и прахом представляют нечто жуткое!..
Тихо, не говоря ни слова, мы выходим из подземелья и садимся на ступени храма. Луна взошла, и вся степь залита серебристым светом. Направо белеют палатки нашего лагеря, а вдали сверкает и переливается песок степи.
Мы молчим.
Дядя Фра пыхтит и курит папиросу за папиросой. Наконец он произносит:
«Ну и галлюцинация! Сроду не испытывал, эко нервы-то разошлись!»
«Галлюцинация!» – срывается у меня недоверчивым звуком.
«А что же, по-вашему действительность? – быстро поворачивается он ко мне. – А всему виной эти проклятые духи! Так и бьют в голову! – продолжает он спокойнее. – Наверное, это те самые, что употреблялись при особо важных богослужениях. Недаром египетские цари и их приближенные, одурманенные запахом таких духов, верили всему, что говорили им хитрый жрец или жрица».
«А музыка, а женщина?» – не сдаюсь я.
«Ну, мой милый, в горячечном бреду или под влиянием наркотика и не такие женщины мерещатся, и не такая музыка слышится. Подумайте только: ночь, подземелье, кругом непроглядная тьма, гробы, мертвецы, да при этом еще сознание, что тут как-никак, а храм, хоть и языческий, место поклонения и почитания тысяч народа. Нет ничего удивительного, что одуряющий запах духов так подействовал на наши нервы».
«А дальше?»
«А дальше еще проще, – продолжал он. – Вы так сильно крикнули и так стремительно бросились, что всколыхнули весь воздух подземелья. А ведь давно уже известно, что ткани, пролежавшие долго в закрытых помещениях, только кажутся хорошо сохранившимися, даже по цвету; но при первом прикосновении, при первой струе свежего воздуха – распадаются в прах. А вы еще при своем падении потушили факел».
Я молчал. Сердце болезненно ныло…
…
В стороне нашего лагеря послышался шум. Там что-то случилось. Люди бегали, кричали, видимо растерявшись. Вот выводят верховых лошадей… спешно садятся…
«Нас ищут!» – сказал дядя Фра и быстро пошел к палаткам.
Едва только нас заметили из лагеря, как несколько человек бросились в нашу сторону.
«Господин, великий Аллах лишил нас своей милости, у нас в лагере большое несчастье», – сказал Селим, по-восточному низко кланяясь.
«Что случилось? Говорите скорее!»
«Высокочтимая наша госпожа, красивая, как солнце пустыни, прекрасная, как дочери Египта, – умерла».
Не слушая его больше, мы бросились бежать.
…
В палатке на тщательно прибранной постели лежала Вера. Черты лица уже застыли, напоминая мрамор. Губы плотно сжаты, между бровей залегла суровая складка. На голове надета золотая корона, сплетенная из двух змей, – свадебный подарок дяди Фра. Черные косы распущены по обе стороны туловища. Руки вытянуты. Легкое ночное белое платье свободно облегает тело и складками собрано на груди под застежку. Застежка – жук-скарабей. Его широкие зеленые крылья, голубое туловище с красными глазами поразительно напоминают только что нами виденного скарабея на груди мумии, в подземелье.
«Что же, это довольно обычное украшение в Египте, но откуда оно у Веры? Раньше я не видел у нее этой вещицы», – промелькнуло у меня в голове и исчезло.
С первого же взгляда на Веру мы поняли, что на этот раз это уже не обморок, а сама смерть.
Мы долго молча стояли перед трупом. И вновь меня поразило сходство Веры с той, что на моих глазах рассыпалась в прах в подземелье.
Снова воцарилось молчание. Меншуткин еще больше осунулся – казалось, он переживал прошлое. Казн терпеливо ждал.
– На следующую ночь, – опять заговорил Меншуткин, – мы удалили слуг и сами с дядей Фра перенесли труп Веры в подземелье.
Как-то само собой, без уговора, без соглашения, мы решили положить ее в опустевший гроб. Точно бесспорно это место принадлежало ей.
Еще днем дядя Фра сходил в подземелье. Он выбрал драгоценности, а прах тщательно собрал и сложил в ящичек из слоновой кости, взятый из вещей Веры.
Мы осторожно положили дорогую нашу покойницу в белый лакированный гроб. Черные косы ее мы перевили богатейшим жемчугом; руки и пальцы украсили браслетами, кольцами великолепной работы; на шею положили золотую цепь. Но как ни тщательно мы искали – не могли найти висевшего на ней жука-скарабея. Он пропал. Зато тот жук-скарабей, что был на Вере, придерживая на ее груди ночное платье, пришелся как раз к застежкам цепочки – точно это было одно целое. Золотые змеи мумии – тоже пропали… но ведь на Вере уже были свои. Царский уреус
