И двух закованных в латы, видавших войны и сражения мужчин, словно ветром сдуло. А уже спустя несколько минут перед воротами стоял барон.

За прошедшие восемь лет он постарел и потолстел. Потолстел даже сильнее, чем постарел. Все же в Тид, благодаря мастерской Элиола съезжались торговцы и купцы со всего Срединного Царства. Говорят, даже в Мистрите — в столице, слышали о нем.

— Где Тисэ? — только и спросил Элиол.

Барон надулся индюком.

— Не забывайся, мальчишка! — гаркнул он рассерженным псом. — Каким бы мастером ты ни был, ты лишь простолюдин и…

— Где Тисэ⁈ — выкрикнул Элиол.

Воздух вокруг него взвился вихрем и, подхватив стебли травы, создал из них острые ножи. Те веером усыпали дорогу, порезав стены домов, исковеркав ограду и оставив длинные полосы царапин на доспехах.

— К-колдун, — заикаясь, пятясь назад, лепетал барон. — Т-ты…

И Элиол заглянул в его глаза. И там он увидел столько страхов, что и не счесть. И юноша знал, что ему даже не надо ждать ночи. Он мог прямо сейчас, если бы захотел, погрузить барона в сон и тот бы и мгновения не выдержал под натиском того ужаса, что юноша мог воплотить в его сознании.

Но этого не требовалось. Элиол, среди прочих терзаний души барона, увидел то, что искал. Градоначальник переживал, что на его дочь, отправленную в Мистрит, могут по дороге напасть бандиты, или что у кареты сломается колесо, или что их застанет буря, или что младший принц царства окажется таким же ублюдком, как его старшие братья и обидит Тисэ.

Барон любил свою дочь. Сильно любил. Но не мог пойти наперекор Королю, решившему, что Тисэ украсит его дворец своим присутствие.

И Элиол отпустил душу барона. Только потому, что тот, все еще, был отцом Тисэ и потому, что искренне любил свою дочь.

— Если пока меня не будет, с моими родителями что-то произойдет, — Элиол медленно говорил, а его слова словно впечатывались в сердца каждого, кто их слышал. — То я вернусь и вырежу ваши сердца, а из тел набью чучела и оживлю в качестве бездомных собак.

Он не знал откуда в нем столько злобы и гнева. Её было так много, что не удержи он её в себе — она бы пролилась на улицы кровавой рекой, в которой захлебнулся каждый несчастный, кому не повезло бы попасться ему на глаза.

Элиол, понимая, что ему здесь больше делать нечего развернулся и собирался уже отправиться домой, как ему на глаза попалась его собственная тень. И он, повинуясь чему-то, чего пока не понимал, повелел той подняться перед ним.

Та, отрываясь от земли, вытянулась вверх и Элиол вошел в неё, словно в дверь, а вышел уже дома.

— Сынок? — прозвучал знакомый и родной голос. — Я опять не слышала, как ты подошел.

И этот голос словно разом смыл все ту злость, ту дикую, черную злобу, что едва не поглотила Элиола целиком. Юноша, схватившись за стол, чуть ли не рухнул на стул и схватился за голову.

Что… что он наделал… зачем… зачем он так с ними… барон ведь был не виноват… как и стражники и…

— Что-то случилось? — Элите подошла к нему и обняла, прижав голову к животу. — Все хорошо, родной мой, все пройдет, — она гладила его волосам и тихо шептала. — все пройдет… я тут, с тобой.

Элиол сдержал ком в горле и не дал слезам волю. Он должен был быть сильным. Ведь он мужчина. Единственный сын в семье. Ему нужно…

— Тисэ увезли, — прошептал он.

Элите отстранилась и, сев рядом на стул, посмотрела ему в глаза. Она никогда не боялась его глаза и никогда не отводила взгляд в сторону, как начали делать даже Тонжек, Ладиг и Двина.

— Ты поедешь за ней, — не спрашивала, а утверждала Элите.

К этому времени в комнату зашел и Олли. Он тоже спросил что случилось и, узнав, сел рядом с сыном, положив руку тому на плечо.

— Но как же вы? — спросил юноша глядя на отца и мать. — Я не могу оставить вас одних!

— Почему одних, — чуть печально улыбнулся Олли. — С нами целый дом прислуги и еще больше — твоих подмастерьев.

— Но…

— Езжай, Элиол, — перебила его матушка. — если не поедешь, потом всю жизнь будешь себя корить.

Они не отговаривали его, не спорили, даже не упоминали, что Тисэ была уже на полпути в Мистрит и обещана самому принцу! Просто были рядом. И поддерживали. Пусть им и было от этого больно.

Они лишь помогли ему собраться. Матушка собрала вещи и еду, а отец запряг лошадь в телегу.

Он поднялся к себе в мастерскую, забрал любимые ножи, погрузил в телегу закутанного в покрывало голема, бросил вещевой мешок и погрузил несколько тюков с провиантом.

А потом повернулся к родителям. Они стояли около телеги. Разом постаревшие и осунувшиеся с чуть померкшими глазами.

— Просто пообещай, что вернешься, — прошептала Элите, касаясь его руки на прощение. — Даже если обманешь — просто пообещай.

— Конечно вернусь! — возмутился юноша. — Куда я от вас денусь-то! Заберу Тисэ и сразу вернусь!

Элите кивнула и отошла назад. Олли лишь кивнул сыну на прощение и тот, стегнув лошадей, поехал вниз по улице.

Элите и Олли еще долгий час стояли на улице и вглядывались в горизонт, словно надеялись, что смогут разглядеть давно уже исчезнувший силуэт.

— Мы так ему и не сказали, — прошептала Олли.

Элите промолчала. Материнское сердце чувствовало, что сына она уже больше не увидит, но маленький огонек надежды грело обещание.

Он еще вернется.

Обязательно вернется.

Пусть это и ложь.

Глава 1991

Элиол ехал день и ночь, лишь изредка прерываясь на сон. Он нисколько не боялся останавливаться под открытым небом. Он шептал ночи и ночь укрывала его своим черным покровом, скрывая ото всех. Он не боялся лесов — он говорил им и те отводили от него хищников и зверей. Он не искал карт — он просил у дороги, и та показывала ему куда ехать.

И каждый раз, засыпая, он пытался вернуться в сон Тисэ, но каждый раз, оказываясь перед её дверью, никак не мог открыть. Словно кто-то запер её на сотни засовов. Крепче, чем ему хватало сил,