Она криво усмехнулась из-под мундштука, подняла большой палец, и я ответил ей аналогичным жестом. «Если ты в норме, то и я в норме», – думал я, вынимая из патронташа на бедре третий наконечник и накручивая его на гарпун.

Затем высунулся из убежища и обвел глазами заводь.

Запасы убитой взрывом рыбы иссякли, и акулья стая поуменьшилась в числе: я заметил лишь пару темных силуэтов, рыщущих в окровавленной мутной воде. Жор миновал, теперь они двигались лениво и размеренно, и мысль о грядущем подъеме к поверхности уже не вызвала у меня былого дискомфорта.

Я взял Шерри за руку, удивительно маленькую и холодную в моей ладони, и она отозвалась, стиснув мои пальцы. Указал вверх, и она кивнула. Вывел ее из орудийного порта, и мы, соскользнув по корпусу, укрылись в бамбуке и по-быстрому перебрались под сень рифа.

Бок о бок, рука об руку, спиной к коралловой стене – мы начали подъем к вельботу.

Светлело, и я, подняв глаза, разглядел его сигарообразный корпус. На душе стало веселее.

На шестидесяти футах сделали первую декомпрессионную остановку: минута в полной неподвижности. Мимо проплыла тунцовая акула – старая, толстопузая, пятнистая, как боров, – но вскоре растворилась в туманной дали, не обратив на нас внимания, и я опустил гарпун.

Не спеша мы поднялись до следующей остановки на сорока футах: теперь две минуты, чтобы содержавшийся в крови азот постепенно вышел через легкие. Затем – двадцать футов и новая остановка.

Я всмотрелся в стеклянный визир Шерри, и она демонстративно закатила глаза: похоже, к ней вернулась храбрость, а вместе с нею и нахальство. Подъем проходил как по маслу – считай, что мы уже дома и прихлебываем виски… Осталось каких-то двенадцать минут.

Вельбот был уже близко: казалось, я мог дотянуться до него гарпуном. Я отчетливо видел смуглые лица Анджело и Чабби: высунувшись из-за борта, мои друзья напряженно ждали момента, когда мы с Шерри покажемся на поверхности.

Я опустил голову и обвел пространство внимательным взглядом. На периферии поля зрения – там, где голубая дымка сменялась густой синевой, – что-то шевельнулось. Я не успел рассмотреть этот мимолетный намек на силуэт, но ощутил новый укол нехорошего предчувствия.

Завис в воде, насторожившись до предела, всматривался в голубую зыбь и ждал, а последние минуты тянулись медленно, будто сонные улитки.

Снова тень, на сей раз отчетливая, стремительная, и я понял, что это не тунцовая акула. Разница была такой же, как между силуэтом подкравшейся к костру гиены и очертаниями вышедшей на охоту львицы.

Вдруг из-за туманно-голубой занавеси беззвучно выскользнула вторая белая акула, проплыла в пятидесяти футах, якобы не обратив на нас внимания, и скрылась за пределами видимости, но тут же проделала обратный путь: так расхаживает по клетке пойманный зверь.

Шерри прижалась ко мне, намертво вцепилась мне в ладонь, но я высвободился. Сейчас мне требовались обе руки.

В следующий проход акула изменила алгоритм движений и стала описывать громадные круги, всегда предшествующие атаке, – кружила и кружила, поглядывая на нас голодным светло-желтым глазом.

Взгляд мой привлекли медленно идущие ко дну контейнеры с акульим репеллентом. Их было штук десять: заметив, что мы оказались в затруднительном положении, Чабби, похоже, вытряхнул за борт всю коробку. Один, дымящий синей краской, оказался в пределах досягаемости. Я схватил его и сунул в руку Шерри, а сам переключил внимание на акулу.

От репеллента она слегка опешила, но не перестала описывать круги и коситься на нас с тошнотворной ухмылкой.

Я взглянул на часы. Еще три минуты, и можно подниматься, но я мог рискнуть и отпустить Шерри вперед – ведь у нее, в отличие от меня, в крови не пенился азот, и через минуту она, пожалуй, будет в безопасности.

Белая смерть неумолимо сужала круги. Была уже близко – так близко, что я заглянул в глубины крошечного черного зрачка и прочел в нем акульи намерения.

Я снова посмотрел на часы. Секунда в секунду, никакого запаса, но я решил отправить Шерри наверх. Хлопнул ее по плечу, настойчиво указал на вельбот. Она замешкалась, но я хлопнул ее снова и еще настойчивее повторил свой жест.

Она начала всплывать – правильно, без спешки, – но так аппетитно шевелила ногами, что акула отвлеклась от меня и стала медленно подниматься вдогонку за потенциальной добычей.

Заметив это, Шерри ускорилась, но акула плавно сокращала разрыв. Оказавшись под ними обеими, я сдвинулся вбок в тот самый миг, когда акула напрягла хвост – обычно так бывает перед самой атакой, – а когда она готова была метнуться вперед и сожрать двуногую добычу, прижал наконечник гарпуна к непристойно мягкому рыбьему горлу и нажал на спуск.

Белая кожа вспухла от взрыва. Акула, конвульсивно ударив хвостом, сдала назад. Устремилась вверх, пробила поверхность заводи в высоком прыжке, тяжело упала на воду в обрамлении сливочной пены воздушных пузырьков, бешено захлопала челюстями и закружилась, словно ее одолевал пчелиный рой.

Я сходил с ума от волнения, но Шерри, не теряя головы, дисциплинированно поднималась к вельботу, а навстречу ей тянулась пара громадных коричневых лап. У меня на глазах Чабби схватил ее за руки, сомкнул стальные пальцы и с невообразимой силой выдернул Шерри из воды.

Теперь я мог сосредоточить внимание на том, как бы пережить следующие несколько минут, прежде чем я смогу последовать за Шерри. Акула, похоже, очухалась от первого взрыва, и бездумные метания по заводи сменились уже знакомым, но от того не менее жутким кружением перед атакой.

Первый круг – самый широкий, каждый новый – все уже. Я взглянул на часы. Ну наконец-то! Можно приступать к последней стадии подъема.

Я медленно поплыл вверх. Мне ярко вспоминались прелести кессонки… но белая акула подбиралась все ближе.

Десять футов до вельбота. Я снова остановился, и акула насторожилась – должно быть, вспомнила взрывной тычок в горло. Перестала кружить и зависла в светло-голубой воде, широко расставив грудные плавники. Разделенные пятнадцатью футами, мы глазели друг на друга, и я понимал, что огромная тварь набирается сил перед финальным рывком.

Выставив руку с гарпуном, я осторожно, чтобы не спровоцировать акулу, поплыл вперед. Наконец разрывной наконечник оказался в дюйме от ноздревых отверстий в нижней части рыла.

Щелкнул курок, грохнул взрыв, акула отпрянула и сердито метнулась в сторону, а я бросил гарпун и рванул к поверхности.

Это была уже не акула, а раненый лев. Подстегнутая болью, она бросилась на меня, изогнув синим кряжем спину и отвесив страшную челюсть. Пути назад не было: теперь ее могла остановить только смерть.

Прорываясь к