Шрифт:
Закладка:
Продавщицы встали на защиту клиентов всеми своими пышными бюстами: мол, платят все больше копейками и мелочью, а большими купюрами никогда, спиртное покупают только по революционным праздникам, а так – разве бутылочку сухого в день рождения. Они не знали, кто именно нами интересуется и почему, но, видимо, решили, что раз власти интересуются, значит, мы свои люди – шахер-махеры (ГВ).
В результате продавщицы прониклись к Владимовым «цеховой симпатией и норовили подсунуть Наташе кусочки получше и поделикатнее». Но ситуация была далеко не безобидной.
На Наташу дважды совершались «покушения». Один раз – самими гэбистами, просто припугнуть. Но другой раз подпустили уголовников, чтобы ее серьезно избили. Ее случайно спасли проходившие мимо милиционеры. Я им был очень благодарен, мы с ними подружились, и я использовал их имена в рассказе «Не обращайте вниманья, маэстро». …Там тексты из жизни, они не только за мной и Наташей следили. Лидию Чуковскую очень «опекали» и всем давали прозвища, которые явно считали очень остроумными (ГВ).
Один из звонков, о котором Лидия Корнеевна Чуковская рассказала Владимову, он включил в текст рассказа «Не обращайте вниманья, маэстро».
Дочкин просил Железную леди побеспокоить…
– Але, можно Лидию Корнеевну? …Ваш почитатель звонит. Обижаетесь на нас, что мы вам конверты перепутали? Но письмо-то – дошло. Не ошибается тот, кто ничего не делает… Как же так – не делать? Ничего не делать мы не можем. Мы же вам жить не мешаем. Воздухом дышите? Дачку еще пока не отобрали? (1/203)
Владимов просил Наташу, у которой была великолепная память, сразу записывать тексты всех звонков в их дом. Один из дословных примеров устного творчества стражей государственной безопасности также воспроизведен в рассказе:
– Але, можно Наталию Евгеньевну?.. Кто говорит? Академик Сахаров говорит. Ну, кто ж тебе, Натуля, еще звонить может? Большому кораблю – большое плавание… Чего звоню? Удивлен я, Натуля, безобразным поведением твоего сожителя… А надолго ли он тебе – муж? Я так думаю – ненадолго. Ты уже могла убедиться на примере некоторых твоих друзей, что за подобные штучки, что он вытворяет, судьба наказывает очень жестоко. Смотри, не образумишь своего красавца – будем вместе скорбеть о преждевременной потере кормильца… Але, куда ты там делась? Телефон, небось, бегала замерять? Давай замеряй. Делать тебе не хрена, Натуля, лучше бы рубашки мужу погладила, а то в мятой ходит, нехорошо, Натуля (1/204).
Совершавший звонки в рассказе Коля, довольный произведенным эффектом, объясняет: «Выматываюсь потому, что всю душу вкладываю» (1/204), – свидетельство того, что Владимов думал о глубине и богатстве чекистских душ.
Рассказ «Не обращайте вниманья, маэстро» – одно из самых ярких описаний состояния общества и клана КГБ в литературе того времени.
Общество в рассказе представлено писателем и его соседями-читателями, обитающими как будто на двух полюсах. Читатели в недалеком прошлом впитывали каждое слово кумира:
…этот наш тунеядец был некогда в большой моде, его печатали в «Новом мире», и по его сценариям снимали фильмы, и вот в этой самой квартирке пел громоподобно, услаждая весь двор, покойный теперь артист Урбанский. И тогдашняя восходящая звезда Л.Л. привозила дорогого автора со съемок на своей машине, и оба наших дома наблюдали, как она ему на прощанье протягивает цветы (1/206).
Но отношение к авторам, вошедшим в литературу в период хрущевской оттепели как представители «молодой прозы», после конца оттепели изменилось:
Тогда была кампания любви к молодым, любили целое поколение, которое почему-то называлось «четвертым», и он входил в эту плеяду, «надежду молодой литературы», считался в ней «одним из виднейших». Потом у всей плеяды что-то не заладилось с их новыми книгами, не так у них стало получаться, как от них ждали, к тому же они имели глупость «нехорошо выступать» и что-то не то подписывать и до того довыступались и доподписывались, что их стали выкорчевывать всем поколением сразу… Да, все почему-то не получается у нас – оправдать надежды Родины! (1/206–207)
Теперь любители литературы «воротят носы, стараясь не попадаться ему на глаза» (1/206). В то же время только у него можно попросить защиты в бесправной стране:
Единственный персонаж осмеливается говорить о его статусе во всеуслышание – наша районная шизофреничка Верочка. Когда, раз в полгода, ей приходит пора ложиться в больницу, а врачи почему-то не кладут, она кричит на весь двор, подпрыгивая упруго на двух ногах, как воробей: «А я на их писателю пожалуюсь на пятом этаже! Он за мине по “Голосу Америки”[278] заступится!» (1/207)
Источник апелляций «Верочки» – записанная В.Н. Сойфером история, которую Владимов любил вспоминать. Соседка, простая женщина просила у него защиты от начальства: «Георгий Николаевич! Передайте по “Голосу Америки” обо мне, а то ведь они не прекратят на меня наезжать. Я им сказала, что вам пожалуюсь, а уж вы их под орех разделаете. Только на вас и надежда»[279]. Сам писатель-диссидент вынужден держаться особняком: «…не может же он не чувствовать на себе десятки взглядов – любопытствующих, осуждающих, а то даже испепеляющих, – ведь отчего-то он каменеет лицом, проходя сквозь эти взгляды, старается пройти быстрее» (1/205). Но он продолжает заниматься делами, составляющими главное содержание его жизни, работая со словом на бумаге и борясь за достоинство и свободу своего потерявшего нравственные ориентиры народа.
Разрыв между полюсами символично обрисован в печальной истории с «елочками», происшедшей в действительности. После многих лет бездомности и бесприютности, поселившись в двухкомнатной кооперативной квартире среди безрадостного ландшафта хрущевок, Владимов ощутил в себе гены своего деда – «фея»-мичуринца. Он решил озеленить окрестные дворы и отнесся к задаче с полной ответственностью. Почитав литературу и посоветовавшись, Георгий Николаевич пришел к заключению, что лучше всего приживутся елочки: «Лиственные деревья более деликатные, сосны капризные, а елочки везде растут». Каждую неделю он ездил на своем «запорожце» в лесное хозяйство под Москвой, привозил по две-три молодые елочки, завернув корни вместе с землей в специальную рогожку, и планомерно сажал их. Соседи посмеивались и предрекали катастрофу, дети радовались, собирались кружком и активно помогали, загребая ладошками землю и бросая в ямки. «Растут, растут!» – радостно кричали они Владимову, когда он появлялся во дворе. Семьдесят две елочки, которые он посадил, прижились, пошли в рост, но радость от них была недолгой.
…и вот тут-то
