Шрифт:
Закладка:
Оставаясь на этой земле, я в то же время не желаю быть с вами. Уже не за себя одного, но за всех, вами исключенных, «оформленных» к уничтожению, к забвению, пусть не уполномочивавших меня, но, думаю, не ставших бы возражать, я исключаю вас из всей жизни. Горстке прекрасных талантливых людей, чье пребывание в вашем «Союзе» кажется мне случайным и вынужденным, я приношу извинения за свой уход. Но завтра и они поймут, что колокол звучит по каждому из нас, и каждым этот звон заслужен: каждый был гонителем, когда изгоняли товарища, – пускай мы не наносили удара, но поддерживали вас – своими именами, авторитетом, своим молчаливым присутствием.
Несите бремя серых, делайте, к чему пригодны, – давите, преследуйте, не пущайте. Но – без меня.
Билет № 1471 возвращаю.
Письмо немедленно попало в самиздат и передавалось по нескольку раз в день «вражескими голосами». Союз писателей «взбеленился, как брошенная жена», и Владимова срочно исключили, как человека, «…вставшего на путь… нарушившего нормы… и чем-то там пренебрегшего…». К тому времени Смирнов уже скончался от рака, и исключение из Московского отделения Союза писателей СССР происходило под председательством Феликса Кузнецова. Члены правления не проявили большой фантазии и через два года после публикации «Верного Руслана» записали в протоколе № 14 постановления от 20 октября 1977-го: «За публикацию в антисоветском издании “Посев” книги “Верный Руслан”, глумящейся над советской действительностью, и клевету на Союз писателей СССР, содержащуюся в письме Г.Н. Владимова от 10.Х–77, которым он поставил себя вне рядов Союза писателей, – исключить Владимова Г.Н. из Союза писателей СССР».
23 ноября 1977-го на специальном заседании СП РСФСР под председательством Сергея Михалкова исключение было подтверждено: «Я не знаю, пели ли при этом действе гимн Советского Союза»[260], – комментировал исключенный.
Жизнь Владимова в советской литературе закончилась. Но он давно осознал, что не укладывается в ее рамки, и, по его собственным словам, выход из Союза писателей был для него «освобождением». На «исключение» он особого внимания не обратил.
Правозащитная деятельность
Когда я начал писать роман «Генерал и его армия», я попросил, чтобы меня познакомили с генералом Григоренко. И мы очень быстро подружились. Он был диссидентом и находился под надзором и слежкой. Я тоже со своими выступлениями считался неблагонадежным, и хотя мои встречи с Григоренко носили вначале чисто литературно-исследовательский характер, для властей я «засветился» и скомпрометировал себя связью с инакомыслящим. Григоренко мне предложил вступить в их группу «Международной амнистии» и вместе работать: «Вы – человек по духу демократичный» (ГВ).
Принцип работы международной неправительственной организации «Amnesty International» основан на идее создания и существования планетарной сети отделений, проводящих в жизнь ценности и философию прав человека. Филиалы организации должны защищать жертв политических репрессий не в своей, а в других странах. Предполагалось, что это приведет к постепенному формированию и развитию космополитического гражданского общества, связанного солидарностью и гуманистическими ценностями, независимо от языка, национальности и политического режима отдельных стран. Кроме того, такой принцип защищал членов организации от репрессий местных властей. Но в качестве частных лиц им не запрещалась борьба за права человека в своей стране. В Советском Союзе группа «Международной амнистии» возникла в 1974 году. Инициаторами ее создания в СССР были не случайно «люди Вселенной», как сказал о них Георгий Николаевич, – ученые-физики Андрей Дмитриевич Сахаров, Валентин Федорович Турчин[261] и Андрей Николаевич Твердохлебов[262]. Московская группа «Международной амнистии» была зарегистрирована официально в сентябре 1974 года. Ее первым председателем был выбран физик-теоретик В.Ф. Турчин. Добровольный выход Владимова из Союза писателей совпал с отъездом в эмиграцию Турчина. По его предложению Владимов, уже ставший членом московской группы, был выбран ее председателем. Об обстановке, в которой приходилось работать, Владимов рассказывал:
Нам в тоталитарной стране, где всякая независимая политическая деятельность рассматривалась, как крамола, было особенно трудно. Почту перехватывали, дважды перетряхивали архив и конфисковали бумаги, один раз еще у Турчина, другой раз – у меня. Нужна была связь с Лондоном, им позвонить или оттуда из центра звонили. А у меня отключили телефон. Я был руководителем до самого отъезда, а когда уехал, группа как-то заглохла (ГВ).
Хотя московская группа при Владимове защищала чешских и польских диссидентов, используя свои связи на личном уровне, члены ее активно вступались за политических заключенных в СССР, распространяли запрещенную литературу и помогали авторам печататься за рубежом. Все это было связано с немалым риском. В интервью Льву Копелеву Владимов рассказывал: «К нам попала книга Мороза[263]. У нас были знакомые, которые могли передать ее на Запад. Вручали мы ее, как сейчас помню, под большой слежкой. Была назначена встреча с иностранным журналистом, который приехал на своей машине. И как только мы ее передали, вдруг со всех сторон появилась милиция. Нас стали спрашивать, что мы тут делаем, хотя мы находились во дворе собственного дома. Спасла положение жена журналиста, быстренько спрятавшая эту рукопись под сиденье. И когда милиция начала внутрь заглядывать, там на поверхности ничего не было видно, а обыскивать иностранную машину они не решились. Так мы впервые приняли активное участие в самиздате»[264].
Передавая мне этот эпизод, Георгий Николаевич с явным удовольствием вспомнил историю, опущенную в официальном интервью Льву Копелеву. По его словам, когда милиция окружила их в темном дворе и начала задавать вопросы, Наташе показалось, что один из милиционеров занес руку на Владимова (чего не было, «просто игра теней под фонарем»). Обученная цирковая наездница с моментальными реакциями, маленькая Наташа, готовая за обожаемого мужа в огонь, воду и медные трубы, с пронзительным воплем: «Не смей на Жорика!» – совершив какое-то головокружительное движение в воздухе, вскочила на шею ошеломленному стражу порядка. Тот от неожиданности плюхнулся на землю, все в полной растерянности расступились. Наташа, виртуозно соскочив со своей жертвы, кокетливо поправила платочек на голове и с воинственным видом встала рядом с мужем. На этом официальная часть «операции» закончилась, милиционеры были «совершенно сбиты с панталыку».
Самым важным для Владимова в эти годы была дружба с Андреем Дмитриевичем Сахаровым.
С Сахаровым я познакомился в 1972 году, когда звенели фанфары и шла подготовка к празднованию 50-летнего юбилея образования СССР. Он позвонил мне и пригласил приехать к нему домой. Мы приехали к нему к восьми вечера и