не более чем видением, которым он лихорадочно пытался заполнить пустоту, появившуюся в его сердце после ухода Софии. Что ж, по крайней мере, он вовремя одумался… и это вселяло надежду.

– София? – позвал он тихо, подозревая, что начинает сходить с ума. – София, где ты?

Глава 29

Правда – змея

Бакстер проснулся от сковавшего его страха. Во сне он пытался за что-то ухватиться, и когда открыл глаза, понял, что сжимает в кулаках белую простыню. Солнце светило в окно, рисуя на постели ровную линию. Семь утра. Он осторожно повернулся на бок и глянул на Мию. Девочка безмятежно проспала всю ночь.

Сердце сжалось, когда Бакстер подумал, что ей предстоит узнать сегодня. И все же другого выхода нет. Он еще никогда и ни в чем не был настолько уверен.

Правда.

Хватит беспокоиться, ограждать ребенка от жизни и пытаться все исправить. Настало время для истины. Как он мог требовать от Эстер признаться во всем Альме, когда сам утаил от Мии правду о болезни бабушки? Допустим, он продолжит делать вид, что обменял билеты на другой рейс. Но Бакстер еще не забыл, какой маленькой и беззащитной показалась вчера Эстер. Черт, у него самого уже появились ранние признаки проблем с сердцем. Похоже, он повторяет ошибки Эстер.

Какой бы тяжелой ни была правда, порой это единственный способ все исправить. А что, если Мия вообще больше никогда не увидит бабушку? Может быть, это последний шанс обнять Эстер покрепче и попрощаться с ней без спешки. Мия имеет на него право. Бакстер многое бы отдал сейчас, чтобы заново прожить те последние дни с Софией, смакуя каждую секунду.

Сколько же дров он наломал, пытаясь справиться с горем и игнорируя очевидное! Список допущенных им ошибок был внушительным, но самую большую глупость он допустил, поверив, что неравнодушен к Альме. И как можно было пойти на попытку тайком увезти Мию сегодня утром?

Да, промахов он допустил в жизни немало. Хорошо бы хоть сейчас поступить по совести. Как сообщить Мии о болезни Эстер? Будет тяжело… скорее всего, почти так же тяжело, как в тот момент, когда он пытался поведать малышке о гибели мамы. Но, так или иначе, он был исполнен решимости сегодня же все рассказать дочери и надеялся, что Эстер в этот момент будет рядом.

Когда Мия открыла глаза, он убрал с ее лба непослушную челку и поцеловал в лоб.

– Доброе утро, моя маленькая принцесса.

– Доброе утро, папочка, – сказала она с грустью в голосе.

– В чем дело?

– Я не хочу завтра уезжать.

Он постарался собраться с мыслями и подыскать правильные слова.

– Я тоже не горю желанием уезжать. Но выбора у нас нет.

– Я знаю.

– Поэтому пусть сегодняшний день станет идеальным, – она кивнула. – Все в наших руках. Сделаем его самым запоминающимся днем нашего путешествия.

Неприятные мысли, связанные с решением сообщить Мии плохие новости, не выходили из головы даже тогда, когда они спускались по лестнице на кухню, из которой доносился аромат кофе и запах горящих дров. Мия уже сейчас в подавленном состоянии, а вдруг станет еще хуже? Тем не менее прятать от нее правду дальше нельзя.

Когда они вошли на кухню, Альма и Эстер что-то напряженно обсуждали. Альма улыбнулась ему, а он сразу отвел глаза, промямлив некое подобие «доброго утра».

Мия взобралась на стул рядом с Эстер и исполненным печали голосом сказала:

– Доброе утро, йайа.

Эстер положила руку ей на спину.

– В чем дело, pobrecita [34]?

– Грустит, что скоро уезжать, – ответил Бакстер за Мию, которая была не расположена к разговорам. – А еще я ей сообщил, что вы продаете дом. – Он достал два стакана и налил в них воду.

Обе женщины тяжело вздохнули, продемонстрировав Мии, которая сидела с понурой головой, безоговорочное сочувствие.

Альма подошла к столу.

– Поэтому я хочу, чтобы сегодняшний день стал особенным, и кое-что придумала. – Альма уже читает его мысли? Бакстер только что говорил об этом с Мией.

– Особенным? – Мия с трудом подняла голову, словно на шее висел тяжелый груз.

– Нельзя приехать в Испанию и не побывать на Средиземном море. Мое любимое место на этой земле находится в часе езды отсюда. Называется оно Хавея. Там замечательные игровые площадки и красивое побережье. Мм, а какое там мороженое! Ты сможешь снять обувь и походить по песку босиком. Что еще надо для счастья?

Мия недоверчиво подняла голову.

– Я думала, ты очень занята на работе.

– Семья важнее всего, – ответила Альма. – Кроме того, я хочу доказать твоему папе, что в этом доме есть только один трудоголик. И это он.

– Ой, – отозвался Бакстер. Альма наступила на больную мозоль.

– Схожу, дам указания ребятам, – произнесла Альма, – и до обеда уедем. Бакстер, что думаешь?

Как будто ему оставили выбор.

– Если Мия согласна, я тоже согласен.

– Хорошо, – оживившись, сказала Мия.

Ради Мии он должен быть сильным. Хватит заниматься самобичеванием. Бакстер склонился над столом, пытаясь поймать взгляд дочери.

– Секундочку… По-моему, кто-то улыбнулся?

Мия искоса посмотрела на него.

– Даже не пытайся улыбаться.

Мия старалась как могла.

– Нет, нельзя. А то придется вспомнить какую-нибудь папкину шутку.

Мия держалась из последних сил, но уголки губ уже предательски смотрели вверх. Эстер и Альма хохотали. Бакстер вдруг вспомнил, как Альма сказала ему однажды, что он прячется за своими шутками. Только не сейчас. Он всего лишь хотел, чтобы Мия воспряла духом. А это разные вещи.

– Предупреждаю, Средиземное море просто страшное. Вместо воды там грязь. У мороженого вкус горохового пюре. А на месте игровых площадок сплошные развалины. Играть там опасно для жизни. – Мия почти сдалась, и он вывалил последний аргумент: – Как насчет папкиной шутки номер 764?

– Только не это! Не позорься!

Все, она на крючке.

– Какой птице прописали парацетамол?

Мия закатила глаза.

– Жар-птице!

Лицо малышки расплылось в улыбке.

– Вот она, моя девочка, моя красавица.

И даже если улыбка скоро исчезнет с лица Мии, такова жизнь… со всеми ее взлетами и падениями.

В Хавею они въехали с северной стороны. Бакстер на переднем сиденье болтал с Альмой, а Мия с Эстер расположились сзади, прижавшись друг к другу. Перед глазами мелькали бесконечные оливковые и апельсиновые рощи с разбросанными между ними виноградниками; короткие лозы торчали из огненно-красной земли и больше походили на кусты. Кругом росли пальмы, что давало Хавее полное право считаться райским уголком. Невысокие оштукатуренные дома с терракотовыми крышами несли на себе отпечаток мавританской культуры с